Читать книгу - "Спи, милый принц - Дэвид Дикинсон"

Подумай о них, Фрэнсис. Викторию всю жизнь преследуют воспоминания о ее нечестивых дядьях, о дяде Кларенсе — обрати внимание на имя, друг мой, — наплодившем десяток незаконнорожденных детей, о жутком старом повесе, дяде Камберленде. А был еще дядя-король, дядя Георг IV, с его любовницами и дебошами в Брайтонском павильоне[39]и в каких угодно местах. Теперь же у тебя имеется внук, внук Кларенс, похоже, соединивший в себе все их пороки, добавив к ним еще один, собственный.

Что тебе делать? Скрепя сердце, ты роняешь слово, очень негромкое, о том, что без него семье было бы жить куда легче, а услышав о его кончине, радостно облачаешься в глубокий траур.

— Тебе следовало податься в прокуратуры, Джонни. Хорошо, версию обвинения, выдвинутого против Ее Величества, мы выслушали. А как насчет того, чтобы предъявить обвинения отцу потерпевшего?

Лорд Джонни вылил из первой бутылки остатки вина и поднял бокал, держа его против света.

— Принца Уэльского? Думаю, тут все еще проще. Помнишь шантаж, с которого началась вся история? Предположим, что шантажист угрожал разоблачить не принца Уэльского, а его сына. Наилучший способ избавиться от шантажиста состоит в том, чтобы избавиться от сына — тогда принца и шантажировать будет нечем. Разве ты не говорил мне, что отец хотел на два года убрать его из страны, отправив в культурное и политическое турне по Европе — в своего рода «Путь повесы»[40]девятнадцатого века? Ну, а когда у него это не вышло, он просто устранил Эдди. Ладно, теперь твой черед. Что ты скажешь о матери, Фрэнсис?

— Я не слышал о принцессе Александре ни одного дурного слова, — чопорно ответил Пауэрскорт. — Считаю, что она вне подозрений.

— Ты, часом, не влюбился немного, там, у моря, в дочь морского царя, а, Фрэнсис?

— Думаю, в нее все немного влюбляются, Джонни. Такой уж она человек.

— Понятно, — лицо лорда Джонни стало до крайности серьезным. — И мне, стало быть, придется теперь сообщить о столь печальном развитии событий леди Люси? Уверен, это разобьет ее сердце, Фрэнсис. А она так хорошо отзывалась о тебе во всех лондонских гостиных.

Пауэрскорт сделал вид, что сейчас запустит в друга подушкой.

— Не припутывай сюда леди Люси. Это дело личное, — и Пауэрскорт густо покраснел. — Хорошо, что ты можешь сказать о брате, Джонни? Сестер я от подозрений освобождаю, вместе с матерью.

— Брат, брат… — Фицджеральд глубоко задумался, похоже, ставка на брата представлялась ему верным вложением средств. — Брат — человек весьма основательный, не так ли? Он надежен, наш Георг, — несколько пресен, не весьма силен по части мозгов. Ты, помнится, говорил мне, что он не любит перемен. Господи, это в его-то возрасте. Сколько ему, двадцать пять? И все же одного у человека с таким характером не отнимешь. Трон пришелся бы ему в самую пору. Туповатый, скучный, навряд ли способный причинить хоть кому-то какие-либо неприятности — идеальный король, совершенный монарх. Так что либо заговорщики, кем бы они ни были, знали, что у них имеется превосходная замена устрашающему Кларенсу, либо сама эта замена заговор и учинила и, проскользнув в соседнюю со своей дверь, перерезала брату горло. Все просто.

— Уверен, Джонни, что таким манером ты способен состряпать дело против любого, практически, обитателя Норфолка, умеющего обращаться с ножом. Давай-ка теперь попробую я.

Пауэрскорт подошел к окну и раздвинул шторы. Ночь стояла звездная. Пауэрскорт вдруг сообразил, что за все время, проведенное им в Сандринхеме, он не видел ни единой звезды, только тучи и вечно падающий снег.

Он взглянул на надгробия своего домашнего кладбища, несущие стражу в еще одной ночи. Теперь, проведя в этом доме десять лет, он успел запомнить почти все выбитые на них имена и надписи: Альберт Джордж Мэйсон, Мэри Мэйсон, его жена, Уильям, их сын, оставивший этот мир в пятилетнем возрасте, Шарлотта, их дочь, ушедшая к своему Отцу Небесному семилетней. И глаза Мои узрят Бога. Ушедшая, но не забытая. «Пустите детей приходить ко Мне, ибо таковых есть Царствие Божие»[41].

Молодая лиса восседала поверх одного из надгробий, настороженная, как караульный на посту. Вдали, в амбаре какого-то арендатора, ухала в ночи сова.

— Думаю — да нет, уверен, — заговорил Пауэрскорт, обращаясь к надгробиям, к тем, кто покинул мир задолго до принца Эдди, — ключом ко всей загадке являются конюшие. Мы знаем, благодаря Уильяму Маккензи, что других посторонних там не было. Мы знаем, благодаря тебе, Джонни, что не было там и русских, я имею в виду, русских, способных на убийство. Мне еще предстоит навести у комиссара столичной полиции справки относительно ирландцев и телеграфных столбов, однако подозреваю, что и их миссия была самой мирной. А в то, что убийство совершил кто-то из слуг, я не верю. В доме ночуют лишь очень немногие из них, да и тем пришлось бы проделать неблизкий путь, чтобы добраться до спальни Эдди.

— Но это-то и есть самое неприятное, Фрэнсис. Любая твоя вполне правдоподобная теория отличнейшим образом увязывается с конюшими.

Правительство могло, как ты предположил, попросить одного из них совершить убийство. Они могли быть агентами королевы Виктории, или принца Уэльского, или даже брата, принца Георга. А могли быть и верными слугами Короны, пожелавшими избавить страну от будущих осложнений, о которых мы с тобой говорили. Или же могли быть тем или иным образом замешанными в историю с шантажом.

— Боже милостивый! — Пауэрскорт резко отвернулся от окна, от лисы, которую он разглядывал. — Слушай, Джонни, а может быть, Эдди-то и был шантажистом? Сначала он шантажировал отца, а потом занялся кем-то из конюших, чтобы добыть побольше денег, а? На второе, так сказать, а возможно, и на третье.

— Эдди — шантажист? Господь всемогущий, это лишь усложнит все еще пуще. Хоть и объяснит, почему никто тебе ничего не хотел говорить. Все они слишком напуганы для того, чтобы признаться, что и из них тоже тянули деньги. Не исключено, что он шантажировал всю эту чертову семейку.

Пауэрскорт почувствовал себя запутавшимся вконец. Едва успел он решить, что хоть немного да продвинулся в своем расследовании, как все опять развалилось. Впрочем, замешательство его продлилось недолго.

— Джонни, у тебя не осталось во второй бутылке немного вина? А, спасибо. Даже если Эдди был шантажистом, думаю, что направление, в котором нам следует двигаться, остается ясным. И думаю, идти нам придется двумя путями сразу. Первый связан с конюшими: лордом Генри Ланкастером, живым или мертвым, Гарри Радклиффом, Чарльзом Певерилом, Уильямом Брокхемом, лордом Эдуардом Грешемом, почтенным Фредериком Мортимером.