Читать книгу - "Девочка у моста - Арнальдур Индридасон"

Конрауд связался с ним – по телефону или любым другим способом – если вдруг обнаружит что-то новое относительно гибели своего отца, он будет рад поделиться своими соображениями по любым вопросам. И все же когда Конрауд позвонил ему поздним вечером и вместо того, чтобы обсуждать убийство отца, начал интересоваться утонувшей в Тьёднине девочкой, Паульми явно удивился. Он сообщил Конрауду, что то расследование было не в его ведении, и что его вел полицейский по имени Никюлаус, который уже тогда находился в довольно немолодом возрасте. И действительно, то расследование оказалось для него последним – сразу по его завершении Никюлаус вышел на пенсию. Он умер уже много лет назад. Паульми вспомнил, что Никюлаус отличался грубостью и бесцеремонностью. Бóльшую часть своей трудовой жизни он посвятил работе в дорожной полиции, так что особого опыта, чтобы вести сложные расследования не имел.

– Разве не было необходимости проводить вскрытие? – спросил Конрауд, поскольку не нашел в материалах дела заключения патологоанатома.

– Конечно, была, – кивнул Паульми. – Может, его и проводили – мне об этом никто не докладывал. Я тут на днях – после того, как ты заезжал, – перелистал свой дневник, который вел в тот период. Так вот, судя по записям, я пару раз беседовал с Никюлаусом по поводу той девочки. Он был убежден, что ее гибель – это несчастный случай. У него даже мысли не возникало, что речь могла идти о чем-либо другом.

Конрауд пересказал Паульми содержание своего разговора с бывшим учителем, который, будучи тогда еще молодым человеком, обнаружил утонувшую девочку. Особый акцент Конрауд сделал на детали, касавшейся человека в плаще и шляпе, которого заметил тогда Лейвюр Дидрикссон. Бывший учитель забыл, упоминал ли он об этой подробности, когда давал показания полиции, и сам он на нее особого внимания не обратил. Возможно, посчитал неважной. В всяком случае, в материалах дела о том человеке ничего нет.

– Он был в шляпе? – отозвался Паульми.

– Это навевает вам какие-то мысли? – спросил Конрауд.

– Нет, к сожалению, но память-то уже не та… По тому происшествию свидетелем вроде больше никто и не проходил. Только тот молодой человек… Ты говоришь, он был учителем?

– Сейчас он уже на пенсии. Его зовут Лейвюр Дидрикссон. Возможно, вы о нем слышали как о писателе.

– Лейвюр?.. Нет. А что, у него выходили книги?

– Стихотворные сборники. Правда, уже довольно давно.

Паульми не сильно интересовался литературой.

– Может, тебе удастся поговорить с дочерью Никюлауса. Она вроде как еще жива. Тоже работала в полиции – машинисткой, по-моему. Тогда управление располагалось еще на Поустхусстрайти.

Конрауд записал имя женщины.

– Никюлаус был далеко не ангел, – снова заговорил Паульми, выйдя из задумчивости. – Довольно мерзкий тип. Попробуй спросить у кого-нибудь, кто работал на Поустхусстрайти в один с ним период. Вдруг кто из бывших коллег сможет рассказать тебе о нем поподробнее, а может, и о том расследовании что-нибудь новое выяснишь.

– Вы говорите, он был мерзкий тип?

– Да. Предпочитаю особо на эту тему не распространяться. Спроси лучше у тех, кто действительно его хорошо знал.

– А! Еще кое-что… – спохватился Конрауд. – Вы не знаете, какого мнения придерживалась о происшествии мать погибшей девочки? Она вроде как не верила, что это был несчастный случай.

– А что же это, по ее мнению, было?

– Не могу сказать.

– Вероятно, это естественная реакция… Если только можно говорить о естественной реакции в таких обстоятельствах.

– Возможно.

Повесив трубку, Конрауд несколько секунд посидел в нерешительности, а потом нашел в Интернете телефон Лейвюра Дидрикссона и позвонил ему. Спустя несколько гудков бывший учитель наконец ответил и сразу узнал Конрауда. Тот извинился, что беспокоит его в столь поздний час, и сразу перешел к делу, спросив Лейвюра, не показалось ли ему при встрече с матерью Нанны, что она сомневается в причине гибели своей дочери. То есть, не подозревает ли она, что на самом деле это был не несчастный случай.

– А что же это, по ее мнению, было? – Лейвюр в точности повторил вопрос Паульми, который тот задал несколько минут назад.

– Не знаю. Она ничего такого вам не говорила? Не намекала, что девочка упала в озеро не по чистой случайности? Что, возможно, ее кто-то утопил?

– Как?.. Да вы что? Неужели так и произошло? Вы что-то выяснили?

– Нет, я ничего не выяснил. Мне просто сказали, что у нее были подобные сомнения, вот я и подумал, что вам, возможно, об этом что-либо известно. Или вы с ней это обсуждали.

– Честно говоря, не помню, – ответил Лейвюр. – По-моему, ничего такого она мне не говорила. Видимо, такие сомнения появились у нее позднее, но мы с ней больше не встречались. Все, что я знаю, я вам уже рассказал. По крайней мере я так думаю.

– Безусловно, и я вам очень признателен. Единственное, что…

– Девочка прекрасно рисовала. Я вам об этом говорил?

– Нет.

– Мне это сказала ее мать. По ее словам, дочь была заядлой художницей. Но не знаю… Не думаю, что вам это как-то поможет.

– Ну, как знать… Благодарю вас и простите еще раз за поздний звонок – я даже не заметил, что уже так много времени.

В этот момент раздался стук в дверь, и Конрауд развернулся в сторону прихожей.

– Ну что вы, честно говоря, я и сам собирался вам позвонить, потому что мне кое-что пришло в голову касательно человека, которого я видел в тот вечер, – сказал Лейвюр. – Я имею в виду вечер, когда я нашел Нанну. Простите, что не сказал вам сразу, но я об этом уже и думать забыл – столько лет прошло. Я вспомнил это только после вашего ухода.

– Вы о том человеке в плаще?

– Да нет, о другом. О том, что я мельком увидел на Соулейяргата.

В дверь снова застучали – на этот раз более настойчиво. Услышав, как человек за дверью схватился за ручку и несколько раз подергал ее, Конрауд начал догадываться, кто это мог быть.

– В тот период я записывал в блокнот всякие впечатления, которые могли пригодится для творчества, – продолжил Лейвюр. – В общем, разные мысли. Так вот, я вычитал там кое-что, чем хотел с вами поделиться.

– И что же это?

– Полагаю, что это было последнее, что я записал, прежде чем увидел в воде девочку.

– И что вы записали? – спросил Конрауд, по-прежнему развернувшись в сторону прихожей.

– И хромает луна.

– И хромает луна?

– Да, именно эту фразу я записал, – объяснил Лейвюр. – И думаю, мне понятно, чем был навеян этот образ. Я уверен, что эта метафора пришла мне в голову,