Читать книгу - "Что-то гадкое в сарае - Кирил Бонфильоли"

— Джок, это о. Тичборн, — жизнерадостно сообщил я.

— О как, — ответил он.

— Да. Его багаж в автомобиле. Ты не мог бы незамедлительно его внести?

Джок развернулся кругом и повлекся к дверям.

— О, и будь любезен захватить также его срачицу.

Джок замер на полушаге и угрожающе глянул через плечо.

— ‘Во чё?

— Она в авоське, — ласково пояснил я. Радость на весь день, честное слово, хоть я и знал, что за нее придется платить.

Иоанне захотелось посмотреть на сей предмет вкупе с антиминсом, и хотя о. Тичборн заливался краской и упорствовал, она своего добилась. Как оно обычно и бывает.

— Видите ли, — с беспокойством в голосе говорил Тичборн, развертывая ткань, — освященным платом пользоваться нельзя: с одной стороны, он может отвратить то… существо, которое мы надеемся, э, заклясть, а с другой, это попросту было бы грубо; то есть я всегда верил в необходимость обычного вежливого обхождения с так называемой Другой Стороной, несмотря даже на то, что при собственно церемонии с Ними приходится вести себя ужасно.

Мы сдержанно похмыкали.

— Более того, подобная разновидность Обедни прежде служилась на личности юной, так сказать, личности, но мы убедились, что использование антиминса с изображением подобной юной личности, расположившейся в соответствующей позиции, вполне выполняет поставленную задачу. Я имею в виду, что основываюсь на кое-каком опыте.

Ткань уже развернулась и расправилась на кофейном столике. Должен признать — даже меня она несколько поразила: соответствующая позиция юной личности бесспорно говорила об опыте, заимствуя фразеологизм Тичборна, да и златошвейка была недвусмысленна до крайней плоти, если мне будет позволено сочинить еще один. И Тичборн, и я бросили по встревоженному взгляду на нежновзращенную Иоанну.

— Ух! — вежливо воскликнула она. — Да это в натуре запредельно! — (Американизмами она сейчас пользуется лишь для обороны.) Со своей же стороны я от всего сердца пожелал, чтобы эта натура и впрямь оказалась за пределами наших взоров: в любую минуту мог войти Джок. (Большинство жестоких преступников — ханжи, вы не знали? Разумеется, знали, простите меня.)

— И не говори, сеструха, — рыкнул я, перенимая ее диалект. Она странно взглянула на меня — вероятно, восхищаясь моим даром языков.

— Ты имеешь в виду «ух», — уточнила она, — или вторую часть?

— Не вникай.

— Отец Тичборн, но эта прекрасная вышивка, должно быть, стоила целого состояния, — снова затянула она. — Где вам удалось ее заказать?

— Вообще-то я сделал это сам, — ответил он, багровея от смущения и гордости. — Вышивал целую вечность, должен вам сообщить.

— Шили с натуры, очевидно? — вставил я.

— Да нет, все больше по памяти.

Казалось, на этой ноте и уместно завершить беседу. Пока мы сворачивали антиминс, проинспектировать о. Тичборна явился Джордж. Будучи представлен, он пустился в наикультурнейшие звукоподражания, кои только был в силах воспроизвести, создавая тем самым впечатление, будто, с его точки зрения, единственный хороший папист — это папист-расстрига.

Тичборн несколько поднялся в его глазах, задав пару вопросов о его полку, но затем вновь опустился, сообщив, что сам служил капелланом в «Свободной Франции»^[134].

— По вам оно и видно, — радостно объявила Иоанна.

Лицо Джорджа обернулось неким бледным оттеночком черного — он это принял довольно близко к сердцу.

— Французы были за нас, Джордж, — напомнил я. — То есть, в этот последний раз.

— Вы же на ланч останетесь, не так ли, Джордж? — спросила Иоанна.

Он не может, у него назначена другая встреча, он уже съел ланч, он никогда не ест ланчей, на ланч его ждет Соня, ему нужно успеть на поезд. По Джерси никаких поездов, разумеется, не ходит: мне думается, он просто хотел уйти и что-нибудь пнуть. Все это как-то связано с местом под названием Дакар^[135].

Ланч поначалу был довольно-таки ужасен: у кухарки в тот день случился выходной, потому в наряд вышел Джок, и по всему было заметно — ему не весьма нравилось обслуживать о. Тичборна. Он подал суп Иоанне, затем, невзирая на мой кашель и взоры, — мне. Я виновато скривился Тичборну. Его тарелка супа прибыла добрых три минуты спустя.

— Да пропади ты пропадом, Джок, — рявкнул я, — твой большой палец — в супе отца Тичборна!

— Эт ничё, мистер Чарли, он не горячий.

Тичборн нахмурился мне и покачал головой, поэтому я не стал вдаваться.

Далее следовали почки, обернутые беконом и зафаршированные в печеный картофель. Вообще-то вкусные — но не у Тичборна: ему были поданы мелкие, с опозданием и довольно подгорелые.

Рассвирепев уже всерьез, я открыл было рот, дабы отчитать Джока, но тут Тичборн воздел руку.

— Джок, — тихо и мягко обратился он к моему головорезу. — Один раз — случайность, два — совпадение, три — неприятельские действия. Под этим я имею в виду, что если вы еще раз опозорите таким ничтожным образом миссис Маккабрей, я выведу вас в сад и основательно расплющу вам нос.

Упало жуткое молчанье. Глаза Иоанны распахнулись шире некуда — как и мой рот. Джок стал надуваться, будто лягушка-бык. О. Тичборн налил себе воды.

— Еть мя в буркало, — наконец выдавил Джок.

— Следи за глаголанием своим! — повелел невеликий священнослужитель гласом поистине громовым. — По сути, ты заклинаешь Господа себя ослепить — но ты уже утратил в одном оке своем силу зрения: посему будь осторожен, Кого ты молишь выдрать его собрата.

Я приподнял голову — штукатурка с потолка не сыпалась.

Ужасная пауза длилась дальше.

Наконец Джок кивнул и скрылся в кухне. Затем возник вновь и установил перед о. Тичборном крупную и великолепную на вид почку.

— Возьмите-ка лучше мою, — сказал он. — Сэр.

Когда за ним затворилась дверь, обитая зеленым сукном, Иоанна произнесла:

— Ну и ну.