Читать книгу - "Черный фотограф - Светлана Успенская"

В ясный солнечный зимний день маленькая черная фигурка лыжника медленно ползла по снежному полю, оставляя за собой серо-голубую сдвоенную нитку лыжного следа. Солнце слепило глаза, отражаясь от сугробов, усиливало в тысячу раз свое сияние и разбивалось на великое множество маленьких солнц. Небо прозрачно голубело, от его высокого купола громада густо-зеленого леса казалась еще ниже и плотнее. Лыжник упорно продвигался напрямик через нетронутый снег, проваливаясь в колючую белую целину чуть ли не по колено. Из его рта шел пар, мокрая челка прилипла ко лбу, рюкзак оттягивал плечи.

Перейдя через коричневый островок высохшей полыни, ломая ее хрупкие стволы с засохшими бубенчиками цветов, лыжник остановился передохнуть, оглядывая из-под ладони, поставленной козырьком, маленький кирпично-красный городок, огороженный серой лентой бетонного забора. Заиндевевшие дома сверкали под лучами низкого солнца своими фигурными окнами.

— Далековато забрались, черти, уже час иду, никак не дойти, — сказал вспотевший Соколовский и, перехватив поудобнее палки, опять стал прокладывать лыжню, тяжело дыша.

Взметывая серебристую пыль, по дороге проехал грузовичок. Лыжник проводил его долгим взглядом. Грузовик подъехал к металлическим воротам и, посигналив, нырнул между разъезжающимися створками. Ворота за ним сразу же плотно сомкнулись.

Через несколько минут лыжник уже стучался в дверь сторожки, прислонив к стене лыжи и палки. Ему никто не открывал, за забором лениво брехали собаки.

— Эй, ребята, пустите погреться! — кричал Леня. Но ответом ему был только собачий лай.

Он обошел сторожку, проваливаясь в глубокий снег, миновал раскатанный машинами зимник и приник к воротам. В щель между неплотно прилегающими створками было видно только часть дома, кусок фигурного внутреннего забора, расчищенную дорожку и несколько молодых деревьев, занесенных снегом по самую макушку.

Надев лыжи, Соколовский пошел вдоль ограды к лесу. Идти было жутко неудобно. Дикий бор с завалами бурелома и невысоким подлеском возвышался мрачной громадой. Прижимаясь к забору и перешагивая через поваленные деревья, Леня упорно продвигался вперед. Удалившись на достаточное расстояние от кромки леса, он остановился, воткнул в сугроб палки, сбросил на снег рюкзак и огляделся. Ветер срывал с деревьев снежную шелуху, белое безмолвие нарушалось только звуком высоко летящего самолета. Леня достал из рюкзака небольшую видеокамеру, бережно завернутую в куртку, и ремнями прикрепил ее к лыжной палке.

Со стороны все это выглядело довольно странно: подняв палку так, что камера проплывала над краем забора, и держа ее дрожащими от напряжения руками, человек, с трудом передвигавшийся по снегу, медленно шел по периметру городка. Пару раз он останавливался, проверял крепление камеры, просматривал отснятую пленку, что-то поправлял, регулировал, настраивал, а потом снова поднимал камеру, как знамя, и упорно продвигался вперед.

Все это продолжалось довольно долго. Уже короткий зимний день склонялся к вечеру, солнце едва выглядывало из-за верхушек деревьев, а Леня еще не прошел и половины пути. Посмотрев на часы, он расстроенно свистнул и побрел обратно.

Найдя рюкзак, он торопливо бросил в него камеру и заспешил по только что проложенной им лыжне. До темноты надо было успеть выйти на станцию. А там электричка на Москву. Полтора часа езды — и он дома.

«Дома и посмотрю, что за забором творится, — думал Леня, спеша по занесенной поземкой лыжне. — Однако тяжеловато сюда добираться. Далеко, да и световой день короткий. Надо будет что-нибудь придумать».

Когда он подходил к станции, уже совсем стемнело. Недалеко от железной дороги угадывались низкие сгорбившиеся домики полузанесенной снегом деревеньки. В сумерках окошки домов подслеповато мигали, дымы от топящихся печей столбом уходили в небо. До ближайшей электрички оставалось более часа, и можно было прогуляться в деревню для разведывания обстановки. Взяв лыжи под мышку, Леня зашагал по утоптанной тропинке.

Через двадцать минут он уже вышел на освещенную единственным фонарем площадь. Под фонарем стоял наглухо задраенный и освещенный елочными гирляндами ларек, из него доносилась приглушенная музыка. Поговорить было не с кем — очевидно, все местные жители сидели по домам. Пришлось наудачу стучать в окошко ларька:

— Эй, есть тут кто?

— Чего надо? — раздался недовольный голос, и лохматая голова с большим синяком под глазом высунулась в приоткрытую щель. — Не видишь, я закрываюсь.

— Слушай, приятель, дай мне бутылку пива и шоколадку побольше, — миролюбиво сказал Леня, протягивая деньги. — Не подскажешь, тут у вас переночевать есть где? Ну, гостиница какая-нибудь, дом колхозника?

— А нам гостиница ни к чему. Летом дачники дома снимают, а зимой никого нет. Если хочешь переночевать, просись в любой дом, тебя любая бабка за пятерку с радостью пустит на сколько хочешь.

— Ясно, спасибо за совет. Слышь, приятель, ты вон в тех домах за полем не был? Я сегодня мимо проходил, вот, думаю, загородились…

— Не, нам там делать нечего, мы рылом не вышли туда ходить. Богатеи там живут, это понятно. Больше ничего брать не будешь? — Голова исчезла, и окошко с грохотом закрылось.

Ничего не оставалось, как вернуться на станцию.

На экране прыгало изображение домов, как будто вусмерть пьяный оператор, то падая, то поднимаясь, снимал свое возвращение с дружеской попойки. То весь экран телевизора занимало ярко-голубое небо с легкой жемчужной дымкой перистых облаков, то снятый домик кренился и заваливался набок, как будто сильное землетрясение внезапно подкашивало его. Порой вместо панорамы дачного городка вылезал крупным планом сам бетонный забор, с ясно различимыми мелкими раковинами, песчинками и шапкой снега на макушке. Изображение дергалось как ненормальное, так что во время просмотра даже кружилась голова. Но, несмотря на это, Леня уже примерно представлял, что находится в городке.

Во-первых, сразу же за бетонным забором находилась отрада поменьше, точнее, просто сетка, опутанная колючей проволокой. Вдоль сетки шла аккуратно расчищенная дорога с колеей и следами протектора на свежем снегу. Далее находилась непосредственно жилая зона. Каждый дом был красиво огорожен фигурными решетками, дорожки расчищены и посыпаны желтым песочком, невысокие фонарики поднимались над сугробами. Молодые, еще не подросшие деревья были привязаны к металлическим колышкам. Даже в эту малопосещаемую зимнюю пору все носило характер добротности и ухоженности. Людей не было видно совсем, только где-то между домами Леня разглядел движущуюся черную точку.

«Это собака, — с трудом сообразил он. — Неужели городок охраняется еще и собаками? Тогда мне сложно будет работать».

Он с интересом рассматривал здания, помня, что Ольшевский упоминал дом около леса под стеклянной крышей. Что он имел в виду под стеклянной крышей? У нескольких домов в скатах кровель были вделаны большие окна.