Читать книгу - "Правило четырех - Дастин Томасон"

— Конечно, — отвечаю я.

Он удовлетворенно кивает, думая уже о чем-то другом.

— Главное, не нарваться на Джека Парлоу и Келли — их только бал и интересует.

Мы сбегаем по ступенькам в кажущийся бледно-голубым двор. Следы Кэрри и Пола уже скрыл снег. Под навесами толпятся студенты, и я сразу понимаю, что с Джилом нам компании не избежать.

Первой подходит дежурившая у двери блондинка.

— Тара, как дела? — спрашивает Джил, прячась от снега в самой дальней, почти у часовни, палатке. — Получилось еще интересней, чем ожидала, а?

Чарли демонстративно отворачивается, как бы желая дать понять, что ничего не забыл, и отходит к столу выпить горячего шоколада.

— Тара, ты ведь знаешь Тома?

Мы не знакомы, и Тара вежливо извещает об этом Джила.

— Ах да, разные классы.

До меня не сразу доходит, что именно он имеет в виду.

— Том, познакомься с Тарой Пирсон из группы две тысячи один, — продолжает Джил, видя, что Чарли намеренно избегает нас. — Тара, это мой старый друг Том Салливан.

Представление только усиливает ощущение неловкости. Едва Джил заканчивает, как Тара кивает в сторону Чарли.

— Мне очень, очень жаль, что так получилось, — торопливо говорит она. — Я же не знала, кто вы такие…

И далее в таком же духе. Смысл ее пространных объяснений сводится к тому, что мы заслуживаем лучшего, чем остальные ничтожества, отношения по той лишь причине, что чистим зубы, глядясь в одно с Джилом зеркало. Чем дольше она распространяется, тем больше я теряюсь в догадках, пытаясь найти ответ на вопрос: почему ее до сих пор терпят в «Плюще»? Ходят слухи, что некоторые второкурсницы, которые не имеют других достоинств, кроме очевидных, проходят особую процедуру отбора на третьем этаже клуба, во время которой они должны продемонстрировать наличие неких специфических способностей. Деталей я не знаю, а Джил, разумеется, все отрицает. По-моему, в данном случае действует магия мифа: чем меньше о чем-то говоришь, тем более значительным оно представляется непосвященным.

Должно быть, догадавшись, о чем я думаю, или просто заметив, что ее никто не слушает, Тара извиняется и, воспользовавшись каким-то благовидным предлогом, уходит в пургу. Я облегченно вздыхаю, видя, как она пробирается к другой палатке.

А вот и Кэти. Стоит у палатки на противоположной стороне двора. В руке чашка с дымящимся шоколадом, на шее фотоаппарат. Взгляд устремлен в сторону. Еще пару месяцев назад я бы заподозрил худшее и стал искать того счастливчика, того «другого мужчину в ее жизни», который помогает ей коротать вечера, пока я сражаюсь с «Гипнеротомахией». Теперь я знаю Кэти лучше. Ее внимание привлекла часовня, черная скала на краю белого моря, мечта каждого фотографа.

Странная штука — влечение. Я только сейчас начинаю это понимать. Увидев Кэти в первый раз, я подумал, что из-за таких вот и случаются пробки на дороге. Не все со мной согласились (Чарли, например, предпочитающий женщин, как говорится, в теле, на первое место в Кэти ставит не ее внешность, а решительность), но я был сражен наповал. Поначалу мы старались произвести друг на друга впечатление — самая модная одежда, самые изысканные манеры, самые интересные истории, — но потом я подумал, что, возможно, обязан своей удачей всего лишь факту дружбы с президентом ее клуба и более высокому статусу выпускника. Стоило представить, как я дотрагиваюсь до ее руки или вдыхаю запах ее волос, и меня бросало в холодный пот. Каждый из нас был трофеем, призом другого, и каждая встреча превращалась в восхождение на пьедестал.

Прошло время, и я снял ее с полки. Кэти сделала то же самое со мной. Мы ругаемся из-за того, что в моей комнате слишком тепло, а она спит с открытым окном; ей не нравится, что я никогда не отказываюсь от второго десерта, — рано или поздно, говорит Кэти, даже мужчинам приходится рассчитываться за мелкие прегрешения. Джилу нравится отпускать шуточки насчет того, что меня одомашнили, — как будто когда-то я был диким! На самом деле все проще. Я включаю обогреватель не потому, что мне холодно, и съедаю второй десерт, не потому что голоден, а потому что в каждом упреке, в каждом укоре Кэти мне слышится намек на то, что в будущем она этого не потерпит. Значит, это будущее возможно. Фантазии, рожденные разницей потенциалов двух незнакомцев, утратили прежнюю силу. Кэти больше нравится мне такой, какая она сейчас, во дворе, с фотоаппаратом-амулетом на шее.

Взгляд ее напряжен — знак того, что долгий день близится к завершению. Волосы распущены, и ветер играет падающими на плечи колечками. Мне бы вполне хватило даже этого: просто стоять и смотреть, любоваться ею издали. Но когда я делаю шаг вперед, чтобы чуть сократить дистанцию, Кэти замечает меня и машет рукой.

— Что они не поделили? Кто это был?

— Ричард Кэрри.

— Кэрри? — Она берет меня за руку. — У Пола все в порядке?

— Думаю, да.

Мы молчим. Парни снимают куртки, чтобы набросить их на плечи замерзающих подружек. Тара, встретившая теплый прием в другой палатке, уже ухитрилась подтолкнуть на такой же шаг какого-то незнакомца.

Кэти кивает в сторону лекционного зала:

— И как тебе это понравилось?

— Ты имеешь в виду лекцию?

— Да.

Она начинает собирать волосы в пучок.

— Чересчур кроваво.

Уж от меня-то Тафт комплиментов не дождется.

— Но зато интереснее, чем обычно. — Кэти протягивает чашку. — Подержишь?

Она достает из кармана две длинные шпильки и закалывает узел волос на затылке. Ловкость, с которой у нее получается делать то, что она не видит, вызывает в памяти маму, которая легко справлялась с отцовскими галстуками, стоя у него за спиной.

— В чем дело? Что-то не так?

— Ни в чем. Просто думаю о Поле.

— Он успеет?

Речь идет о «Гипнеротомахии». Кэти не забывает о ней даже сейчас. Что ж, завтра вечером ей уже не придется беспокоиться по поводу моей старой подружки.

— Надеюсь.

Мы снова молчим, но на этот раз в молчании ощущается напряжение. Пытаюсь придумать, как сменить тему — может быть, упомянуть о дне рождения, о подарке, который дожидается ее в комнате, — и в этот момент злая судьба наносит удар, направляя к нам Чарли. Обойдя стол никак не менее десяти раз, он все же решает подойти.

— Я опоздал. Что… э… новенького?

Странного в Чарли много, но самое странное то, что в присутствии женщин этот бесстрашный гладиатор превращается в жалкого лепечущего остолопа.

— Новенького? — удивленно спрашивает Кэти.

Чарли проглатывает птифур, отправляет вслед за ним второй и шарит взглядом по толпе.

— Ну да. Как занятия? Кто с кем встречается? Чем ты собираешься заняться в следующем году? Все такое.