Читать книгу - "Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева"

надежд. Нет, сколько бы счастья ни было в его жизни, оно не перевесит боль от этих утрат. Пожалуй, когда он вернется, надо сказать Этьену, что это был последний раз. Последняя жизнь, последний сеанс в этом темпоральном кинотеатре, пусть у него есть билеты на тысячу сеансов вперед — ему это не нужно. Он слишком устал от этой жизни.

— Идем же, Жан, — улыбается Авелина, и он идет следом за ней.

Остался один год до их свадьбы. Двенадцать счастливых лет до ее смерти. И целая жизнь до того дня, когда Этьен задаст вопрос.

Этьен Тойль стоял у окна своего кабинета, расположенного на тридцать восьмом этаже ведомственного здания. Было пять часов пополудни, и окно Этьена в западной стене подвергалось обычному в это время дня световому штурму. Сквозь опущенные жалюзи пробивалось солнце, оно использовало каждую щелочку в металлической занавеске, каждый промежуток между тонкими полосками, чтобы просунуть свои лучи, ослепить, облить своим горячим светом все, что в пределах его досягаемости. Казалось, за окном целый океан света, который так и норовит пролиться в комнату, просочиться сквозь неплотно подогнанные металлические полосы.

Этьен вспоминал, как точно так же мальчишкой он щурился на закат, стоя на пригорке в яблоневом саду дяди Жана. Это было так давно — когда старик Ростон еще был совсем не старым, а сам Этьен — юн годами и душой и полон надежд. Он очень любил бродить в саду и мечтать о будущем, и еще, расположившись в тени деревьев, пить прохладный сидр. Жаль, ему не так часто доводилось бывать у Ростона — старик жил в Оверне, а родители Этьена — в Нанте.

Этьен повернулся спиной к окну, окунул взор в приятную полутьму кабинета и заметил Николя, который тихо вошел, пока Этьен созерцал пылающий за окном золотой костер.

— Выпьем чаю? — предложил хозяин кабинета.

— Лучше кофе, — отозвался д’Орви, поставив на стол Этьена свою чашку, почерневшую изнутри от кофейного налета.

— В наши годы пить много кофе вредно, — наставительно произнес Этьен. — Все-таки мы с тобой уже не мальчики.

— Верно. Но мне хочется кофе. Знаешь, мы вряд ли будем такими, как твой дядя, нам дай бог одну жизнь прожить в свое удовольствие.

— Дядя. Что мы знаем о том, как он живет? — сказал Этьен, разливая по чашкам кипяток и открывая пакетик с кофейным порошком.

— А ты его никогда не расспрашивал об этом? — поинтересовался д’Орви.

— Расспрашивал, но он отвечает неохотно. Он вообще почти не разговаривает последние годы, наверное, живет только джампингом. Мы — живые люди в его прошлом, а здесь мы лишь тени, потому он не любит говорить с нами.

— Тени из будущего, звучит-то как, а? — усмехнулся Николя, прихлебывая горячий кофе.

— А ты представь себя на его месте. Он просто ждет следующего погружения, следующего раза, когда снова окажется молодым и здоровым, когда будет жить полной жизнью. А здесь, в наше время, он не живет, он просто существует. Разве тебе хотелось бы такой жизни?

— Конечно, нет. Когда я буду таким же старым, как он, и если у меня не обнаружится способность к джампингу, я выберу эвтаназию.

Этьен помолчал.

— А я не уверен, что буду заниматься джампингом, даже если у меня будет к этому способность.

— Как это? — удивился д’Орви.

— Понимаешь, — Этьен принялся большим пальцем разглаживать складки кожи на лбу. — Что такое на самом деле джампинг? Это повторение того, что было. Как кино. Ты участвуешь в этом, но не можешь повлиять на происходящее. И когда это повторяется трижды, четырежды, десять раз, ты устаешь от этого. Джампинг — это, фактически, бессмертие. Но даже бессмертие может надоесть. И дядя, мне кажется, устал. Во всяком случае, последний раз он долго размышлял, прежде чем согласиться.

Д’Орви в задумчивости вращал в руках пустую чашку.

— Я все-таки не понимаю, как это происходит? Как человек попадает в прошлое?

— Слушай, — Этьен взял лекторский тон. — Согласно Лювилю, время подобно клубку ниток, оно разматывается, оставляя след — астральный отпечаток событий. Физическое тело невозможно переместить во времени, но астральное тело — человеческий разум, — способно к перемещению в пределах своего вместилища — человеческого тела. Таким образом, — человек, способный высвободить темпоральную энергию с помощью машины Лювиля, может переместиться в прошлое, в свое тело, пока оно существует во времени, то есть вплоть до дня своего рождения. При этом он сохраняет все накопленные знания. Но изменить что-либо в прошлом он не может — человеку это не под силу, сама структура мироздания препятствует этому.

— Получается, что он существует в своем теле как посторонний наблюдатель и делает только то, что сделал однажды?

— Вроде того. Но определенную свободу он все же имеет. Читая газету, ты можешь прочесть одну заметку и через полчаса забыть, о чем она, а можешь прочесть другую и запомнить ее содержимое на всю жизнь. Таким образом и добывается информация из прошлого, которую невозможно достать из текущего информационного поля. Сведения, которых нет в архивах, которые не зафиксированы ни на одном носителе информации и не запечатлелись в памяти ни одного из ныне живущих людей, могут быть получены тайм-джамперами. Если джампер переместится в момент, когда интересующая нас информация доступна, и если он сумеет получить ее, заменив ею какую-либо несущественную информацию…

— И это единственная возможность использовать джамперов?

— Получается, что так. Изменить прошлое никому не под силу, это пытались сделать много раз, и безуспешно. И это хорошо, представь, какой хаос воцарится в мире, если каждый возьмется крутить время в свою сторону.

— Не могу представить, — улыбнулся Николя. — Скажи, а почему джампер каждый раз проживает всю жизнь целиком? Разве нельзя вернуть его обратно сразу после того, как он получит необходимую информацию?

— Каким образом? — пожал плечами Этьен. — Машина Лювиля дает импульс, посылая разум джампера в прошлое, но сама она остается в нашем времени. Для того чтобы уйти и вернуться без помощи машины, нужно уметь самостоятельно преодолевать темпоральный барьер. Не знаю даже, возможно ли это в принципе.

— А много в мире джамперов? Я слышал, что такой дар — большая редкость.

— Это верно. Не знаю, сколько джамперов в других государствах, у нас в стране только один.

— Но раньше их было больше. Они умирают?

— Да, конечно. Первый джампер, Ноэль Джойс, на котором Лювиль собственно и отработал свою теорию, умер прямо во время джампинга.

— Как это?

— Ему задали десять вопросов подряд — тогда ведь еще не знали обо всех свойствах джампинга, — и он ответил на девять, а на десятом просто уснул.

— Как уснул?