Читать книгу - "Кривой домишко - Агата Кристи"

„Разговори их“, — сказал мне мой старик.

Бреясь на следующее утро перед зеркалом в ванной комнате, яразмышлял над тем, как далеко завела меня эта тактика.

Со мной разговаривали Эдит де Хэвилэнд — она специальноискала возможности поговорить со мной. И Клеменси разговаривала со мной (или яс ней?). Со мной побеседовала Магда — в том смысле, что я составлял частьаудитории, присутствовавшей на одном из ее спектаклей. Естественно, со мнойразговаривала София. И даже Нэнни. Извлек ли я что-нибудь важное из всех этихразговоров? Обратил ли внимание на какое-нибудь важное слово или фразу? Заметилли в ком-нибудь признаки того противоестественного тщеславия, о которомупоминал мой отец? Нет, ничего подобного я не заметил.

Естественным, кто не выразил ни малейшего желания общатьсясо мной, был Филип. Разве это не противоестественно в некотором смысле? Он ужедавно должен знать, что я собираюсь жениться на его дочери, и все же продолжаетвести себя так, как если бы меня в доме вовсе не было. Вероятно, моеприсутствие здесь ему неприятно. Эдит де Хэвилэнд извинилась за своеговоспитанника, объяснив, что это просто такая манера поведения. Она как-будтообеспокоена состоянием Филипа. Почему?

Я принялся размышлять об отце Софии. Во всех отношениях онпредставляет собой прекрасный пример подавленной индивидуальности. Несчастный,терзающий ревностью ребенок. Он замкнулся в себе, нашел прибежище в мире книг иотдаленного исторического прошлого. Под маской хладнокровия и самообладаниямогут бушевать сильные страсти. Мотив денежной выгоды от смерти отца казалсянеубедительным — Филип Леонидис не стал бы убивать старика из-за денег. Ножелание смерти отца может иметь глубокие психологические причины. Филипвозвращается в дом обожаемого родителя, но вслед за ним сюда же переезжает иРоджер, лишившийся жилища в результате бомбежки. И вот Филип изо дня в деньвынужден видеть предпочтение, оказываемое отцом своему любимому первенцу… Можноли предположить, что измученный ревностью мозг нашел единственный путь к покою— через убийство старика? К тому же в этом случае подозрения падали бы наРоджера, который находился на грани банкротства и отчаянно нуждался в деньгах.Ничего не зная о разговоре Роджера с отцом и о решении последнего помочь сыну,разве не мог Филип надеяться — мотив брата покажется полиции достаточносерьезным? Насколько серьезно нарушено душевное равновесие Филипа, что этопривела его к убийству?

Я порезал подбородок и чертыхнулся.

Чем я, собственно, занимаюсь? Пытаюсь повесить убийство наотца невесты? Очень мило с моей стороны! София позвала меня сюда вовсе не заэтим.

Или…

Все-таки за этим? За просьбой Софии о помощи явно скрывалосьнечто большее. Пока у нее есть какие-то смутные подозрения, касающиеся отца,она никогда не согласится выйти за меня замуж. А поскольку это все-таки София —ясноглазая, смелая и бескомпромиссная, — она хочет знать правду, потому чтолюбая неопределенность всегда будет стоять непреодолимой преградой между нами.По сути дела девушка говорила мне: „Докажи, что мои дикие подозрениянесправедливы, — либо докажи, что они справедливы. Я хочу знать правду, скольбы страшна она ни была!“

А может, Эдит де Хэвиленд знает — или предполагает, — чтоФилип виновен? Что она подразумевает под словами „это чувство граничит сидолопоклонством“?

И почему Клеменси посмотрела на меня так странно, когда яспросил ее, кого она подозревает? И ответила: „Самыми очевидными подозреваемымиявляются Бренда и Лоуренс“.

Все хотят, чтобы преступниками оказались Бренда и Лоуренс;все надеются на это, и никто по-настоящему не верит в виновность Бренды иЛоуренса…

Но конечно, все могут и ошибаться. И в конце концов,преступниками действительно могут оказаться Бренда и Лоуренс.

Или один Лоуренс — без Бренды…

Это был бы лучший вариант из всех возможных.

Я кончил промокать порезанный подбородок и спустился кзавтраку, твердо решив побеседовать с Лоуренсом как можно скорей.

Только после второй чашки кофе я осознал, что „кривойдомишко“ уже оказал свое влияние и на меня: я тоже хотел найти не верноерешение вопроса, но то, которое устроило бы меня лучшим образом.

После завтрака я прошел через холл и поднялся по лестнице.София сказала, что Лоуренса можно найти в классной комнате с Юстасом иДжозефиной.

На верхней площадке перед дверью Бренды я нерешительноостановился. Должен ли я позвонить или постучать — или могу зайти без спроса? Ярешил вести себя так, будто весь дом принадлежал Леонидисам, не выделяя из неголичные апартаменты Бренды.

Я открыл дверь и вошел. На половине Бренды было тихо ипустынно. Слева от меня находилась закрытая дверь в большую гостиную, а справа— две открытые двери; одна из них вела в спальню, другая же — в смежную соспальней ванную комнату. Это и была та самая ванная, где хранились лекарстваАристида Леонидиса.

Осмотр этих помещений полиция уже закончила. Я вороватооглянулся и неслышно проскользнул в ванную. Теперь я понял насколько легколюбому из домашних (или любому постороннему с улицы, если уж на то пошло!)подняться на второй этаж и проникнуть на половину Аристида никем не замеченным.

Я осмотрелся. Это была роскошная ванная, облицованнаясияющим кафелем. По одну руку от меня стояли разные электрические приборы:небольшая электрическая плитка с грилем, электрический чайник, тостер — словом,все, что может понадобиться камердинеру, обслуживающему старого джентльмена. Настене висел белый эмалированный шкафчик. Я открыл его. В шкафчике находилисьразные медицинские принадлежности: два медицинских стакана, глазная ванночка,пипетка и несколько пузырьков с этикетками; аспирин, борная кислота, йод,эластичные бинты и прочее. На отдельной полочке — пузырьки с инсулином,бутылочка медицинского спирта и две иглы для подкожного впрыскивания. Натретьей полочке стояла бутылочка с таблетками, и здесь же, несомненно, преждестоял и пузырек с глазными каплями. В шкафчике царили чистота и порядок: принадобности все необходимое очень легко мог найти любой — в том числе и убийца.

Я мог бы спокойно поманипулировать пузырьками, потомнеслышно выйти из ванной, спуститься вниз — и никто никогда не узнает, что язаходил сюда. Ничего нового во всех этих размышлениях не было, но просто я ещераз понял, насколько трудна стоящая перед полицией задача.