Читать книгу - "Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла"

Вспоминаю, как в тюремной комнате для посещений Колин вроде бы в шутку попенял Аве, что ему пришлось пропустить ее свадьбу. И я знаю, как, должно быть, чувствует себя сама Ава, постоянно откладывая важные события в своей жизни в надежде, что Колин больше ничего не пропустит. По той же причине я не ходила на выпускные церемонии ни в школе, ни в колледже. По той же причине убедила Эрика оформить наш брак в мэрии, не пригласив никого, кроме двух свидетелей — его лучшего друга и Андреа, хотя его католического воспитания как раз хватало на то, чтобы испытывать чувство вины по поводу отсутствия венчания в церкви, а мама упрямо настаивала на том, чтобы потом устроить для нас вечеринку. Наконец, чтобы убедить его пожениться скорее, мне пришлось сказать правду: я не хотела устраивать свадьбу, если на ней не будет Мэгги. Не хотела выходить на сцену и получать диплом, потому что Мэгги должна была получить свой раньше.

Так что я понимаю целеустремленность Авы. Ее навязчивые идеи. К концу моего брака Мэгги превратилась в полтергейст у нас дома. Она звенела тарелками в шкафах и по ночам заставляла лампы мигать. Я больше не могла спокойно сидеть на месте; больше не могла спать.

Ни с того ни с сего вернулись мои подростковые привычки. Я ходила по автовокзалам, стрип-клубам и приютам, показывала фотографию Мэгги любому, кто соглашался со мной поговорить. Проводила бесплодные ночи на онлайн-форумах по расследованию преступлений. Листала Фейсбук, просматривала профили всех, кто когда-либо жил в Сатклифф-Хайтс, искала в их фотоальбомах человека из той машины. В спокойную взрослую жизнь, которую я создала для себя, вторглась Неизвестная, словно напоминание о том, что моя сестра все еще где-то там. Может быть, разлагается в земле. Может, жива и страдает. И мне нельзя было успокаиваться, после этого я не могла позволить себе счастливую жизнь.

Но кошмарная правда заключается в том, что вечно откладывать собственное будущее просто невозможно. Иначе станешь такой, как я. Мне почти тридцать, и жизнь, которой я жила лишь наполовину, лежит в руинах. Я разрушила ее, прежде чем она могла стать чем-то более настоящим. Это памятник, который я воздвигла собственному эгоизму.

Отрываю взгляд от включенного диктофона, записывающего гудение нашего молчания. Встречаюсь глазами с Авой. Между нами вспыхивает искра взаимопонимания. Есть вещи, которые мы видим, просто глядя друг на друга, — и наши слушатели никогда об этом не узнают.

— Ну, а почему тогда непременно неотложка? — спрашивает Андреа. — Разве, работая в другом месте, ты не могла бы чаще успевать домой к ужину? У тебя было бы больше времени, чтобы заниматься делом Колина?

— В смысле, есть ли у меня зависимость от адреналина? — говорит в ответ Ава. — Муж явно так считает. Но если честно, по-моему, это, скорее, связано с Сарой. За тот год, что они с Колином встречались, я довольно хорошо ее узнала. И когда увидела, что с ней произошло… — Ава сглатывает. — Наверное, я хотела иметь возможность исправить хотя бы некоторые ужасные вещи, которые люди творят друг с другом. Хоть как-то выровнять весы насилия — ради таких, как она.

Смотрю, как Ава ковыряет ногтем трещинку в слое лака на другом ногте, увеличивая крошечный, едва заметный изъян, потому что не может оставить его в покое.

— А может, дело просто в том, что мы много времени проводили в неотложке, когда были детьми, — продолжает она небрежным тоном, в котором проскальзывает нотка черного юмора. — Так что я просто… Я никогда не хотела ничего больше, чем стать врачом неотложки.

— Нехилая мечта, — замечает Андреа.

— Ага, — отвечает Ава, указывая на помещение вокруг нас. — Но весь ужас в том, что я ничего не чувствую. После всего, после всех усилий, которые пришлось приложить, чтобы преодолеть колледж, медфак, после всех ссуд и учебы и сумасшедшего расписания в ординатуре я по-прежнему не могу себе позволить почувствовать, что достигла цели. Пока Колин в тюрьме — нет. Не могу позволить себе почувствовать, что моя мечта исполнилась. Даже если это правда.

Я, как зачарованная, смотрю на Аву. Меня завораживает ее честность, то, как она облекает в слова мои собственные ощущения. Мэгги, словно осколок внутри меня, острие, которое не позволяет мне отдохнуть без боли. Я смотрю на Аву и не сразу замечаю, что взгляд Андреа направлен на меня.

— Как будто, — говорит Ава, — я больше не имею права мечтать для себя. Пока не исправлю все это.

В следующем часе мы записываем дальше, вклиниваясь между последними на сегодня пациентами Авы, переходя от одной темы к другой, чтобы у Андреа оказалось как можно больше материала для монтажа. Медицинское образование Авы. Подробности ее детства в Олбани-парк. Каким был Колин в детстве. Ночь якобы не самая загруженная, однако это не мешает медсестрам каждые пять-десять минут приходить за Авой или вызывать ее по пейджеру, как правило, именно когда мы доходим до чего-то важного. И все же мне ясно, что для Андреа важно увидеть Аву в такой обстановке. Увидеть, насколько она профессиональна и компетентна. В конце концов, разве мог подобный человек — человек, который может с ходу назвать медсестре дозу препарата или зашить рассеченный палец трехлетнего ребенка на противоположном конце приемной, — так сильно заблуждаться в отношении брата? Просто не верится, что Ава так хорошо справляется с лечением больных, измерением болевого порога и реанимацией умирающих, но при этом не в состоянии трезво оценить вину или невиновность своего брата.

Когда мы наконец собираемся уходить, уже приближается ночная смена. Ава предлагает угостить нас ужином, но я смертельно устала после прошлой ночи в клубе «Раш», а Андреа нужно успеть домой, чтобы покормить Олив.

— Вот единственный недостаток раскладки с двумя мамочками, — говорит Андреа, вытащив из холодильника в комнате отдыха бутылочку молока, которое слила раньше, и убирая ее вместе с оборудованием для звукозаписи. — Честное слово, если бы я могла подрядить Триш кормить ребенка со мной посменно, это бы так помогло.

— Вы планируете завести еще детей? — спрашивает Ава.

Она ест неоново-красные картофельные чипсы из купленного в одном из автоматов пакетика. Барбекю. Я снова думаю о том, что Аве нравятся самые странные вещи.

— Мы всегда на это рассчитывали, — отвечает Андреа. — Думали чередоваться. Сначала я, а потом через пару лет она. Но, знаешь, теперь мы как-то сомневаемся. Олив такая милая малышка, но это все равно ужасно тяжело. Я иногда думаю, что вносить в семью еще