Читать книгу - "Тогда ты услышал - Криста фон Бернут"

Ректор увидел пару веснушек возле его носа, ресницы, необычно длинные для мужчины, — то, что замечаешь в женщине, в которую влюблен. Он отстранился. Только теперь он понял, насколько симпатизировал Даннеру. И тем тяжелее было разочарование. Теперь многое разрушено — и неважно, что даст дальнейшее расследование.

— Ну хорошо, — безразличным тоном сказал он. — Это был ты?

Даннер слабо улыбнулся и опустил руки, как будто испытал облегчение.

— Нет. Честно, действительно нет. Тех двоих — Штайера и Амондсена — я уже долгие годы не видел.

— Ты избивал Саскию, — вырвалось у ректора не только от возмущения. Он чувствовал угрызения совести.

— Ох, Боже мой, Томас! Это только наше с Саскией, это было… Я не знаю. Она сама выбрала роль жертвы.

— Это отвратительно, нездорово — то, что ты говоришь. Ты бы послушал себя со стороны.

— Никто не может понять этого, никто не знает наших отношений. Никто, даже ты, и это неудивительно.

Нет таких отношений, которые оправдывают насилие. Ректору это казалось настолько банальным, что он решил промолчать. Они пошли быстрее и вскоре оказались возле еловой рощицы, окаймлявшей часть озера. Довольно ухабистая дорога, с выступавшими корнями, вела к купальне, принадлежавшей интернату, закрытой почти круглый год из соображений безопасности. Необходим был учитель, который взялся бы наблюдать за непослушными учениками, и пока такого не удалось найти. Слишком близко к Альпам, и купаться можно только в августе — холодно. А в августе — летние каникулы.

— И что же было такого особенного в ваших отношениях? Настолько особенного, что ты… — Он не смог это выговорить.

Перед его глазами стали возникать картинки, большинство, наверное, из виденного по телевизору: женщины со спутанными волосами и безумными взглядами, в порванных блузках, слишком сексуально выглядящие для невинных жертв. Он попытался представить себе в этой роли порядочную неприметную Саскию, постоянно носившую одни и те же длинные свитера коричневого и бежевого цвета, и у него, конечно же, ничего не вышло. Даннер — сумасшедший, поэтому бил ее? Тоже не выходило.

Ветви над ними зашумели от легкого холодного северного ветра.

— Я любил ее, — сказал Даннер, помолчав. — Она была такой мягкой, такой понимающей, такой умной. Она одна понимала меня.

— Я сомневаюсь в этом.

Тем временем они шли, почти бежали по веткам и камням, и Даннер взглянул на ректора сбоку.

— Это правда. Я не знаю, как это объяснить, но я попытаюсь, потому что мне очень важно, чтобы хотя бы ты понял меня.

Но ректор смотрел только вперед. Отмежеваться. Нужно отмежеваться от всего этого. Даннер кажется милым и достойным понимания как никогда. Но если это не так? Может быть, он всего лишь одаренный актер, который снимает маску, только когда падает занавес?

— Слушай, честно говоря, можешь не стараться. Я просто не хочу тебя слушать. Мы с тобой всегда друг друга хорошо понимали. Ты был первоклассным преподавателем. Твои ученики боготворили тебя. Ты не просто держал их под контролем, ты был для них примером. — Ректор шел все быстрее, отталкивая влажные ветки. Один раз споткнулся о корень, торчавший из-под земли, как огромная вена. Даннер едва поспевал за ним. — Это же ты пел песню о силе желания договориться, о понимании без насилия, именно ты!

— И что? — Даннер пыхтел у него за спиной. — Это что, неправда?

— Это было лживо! Ты даже с собственной женой не мог договориться без насилия!

— Да, у меня не вышло. Но это не значит, что я не хотел. Я хотел. Я был в отчаянии, когда не получилось.

— Это же чушь. Если бы ты действительно хотел, ты нашел бы возможность.

— Извини, но ты совершенно не понимаешь.

— Нет, видимо, не понимаю. И, пожалуй, вовсе не хочу понимать. Это вообще-то твоя проблема, не моя. Ты должен с этим справиться, а не я. Я должен подумать о том, как я объясню это родителям, ученикам.

Они подошли к купальне. Была видна всего лишь деревянная дверь, которая вела, очевидно, в высокий тростник.

— У тебя есть с собой ключ? — спросил Даннер.

Ректор нехотя кивнул, все еще негодующий. Собственно говоря, он с удовольствием оставил бы Даннера здесь одного. С другой стороны, ему казалось, что он должен с ним поговорить. Он вынул большую связку ключей из кармана пальто и открыл примитивный навесной замок. Они прошли по мосткам через камыши до конца, прямо к месту, где обычно загорали. Отсюда хорошо было видно все тихое серое озеро.

Даннер сел на доски и закурил сигарету.

— Давай, Томас, — сказал он и похлопал по мосткам рядом с собой.

Ректор поколебался, потом присел рядом с ним. Странно, но у него было такое чувство, как будто за последний час он узнал о Даннере больше, чем за предыдущие десять лет. Например, он внезапно понял, почему ученики — как воск в его руках. Даннер очень хорошо выглядел, он красноречив, оригинален и самоуверен. Выдает философские теории о жизни и любви и бесстыдно, обладая хорошей фантазией, пользуется плодами трудов великих умов. Но дело не только в этом. Отвратительно то, что он воспринимает восторженное отношение к себе как само собой разумеющееся.

— Если муж бьет жену, он ее потом убивает? — спросила Мона.

— Не обязательно, — удивленно ответил полицейский-психолог.

— Это я тоже знаю. Я имею в виду, при каких обстоятельствах он это может сделать?

— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно иметь намного больше информации о ситуации в семье. Насилие — это многофакторный феномен.

— Что?

— Не будьте так упрямы. Многие факторы играют роль, когда речь идет о насилии в конкретной семье.

— Насилие в семье — это когда муж бьет жену?

— Послушайте, коллега, вы же опытный человек. Вы же знаете, что это слишком упрощенный взгляд.

Мона кивнула. Опять она прет как паровоз. Нужно ей стать более гибкой. Как Штрассер. Этот всего добьется от человека, относясь к нему с пониманием, не давя на него, не навязывая собственные выводы.

— О’кей, начнем сначала. Итак, что это вообще за люди — те, которые бьют своих жен?

— Вообще? Хорошо: речь идет о фрустрационной толерантности. У одних порог толерантности выше, у других ниже. Что вы делаете, если у вас фрустрация?

— Я?

— Да, вы. Ваш шеф раскритиковал вас в пух и прах, и вы приходите домой и видите, что ваш супруг даже со стола после завтрака не убрал. Как вы отреагируете?

— Бить супруга я точно не буду.

— Конечно нет, он же как минимум в два раза сильнее вас. У вас есть дети?

— Да.

— Сколько?

— Сын.

— Если ваша фрустрационная толерантность перегружена, вы попытаетесь ударить сына. Правда?