Читать книгу - "Прощание Зельба - Бернхард Шлинк"

Вернувшийся после каникул загорелый Ману осчастливил Бригиту словами: «Как хорошо дома». Меня он ошарашил сообщением, что завтра утром хочет пойти в церковь. А то на каникулах, как и раньше в Бразилии, отец ходил с ним на мессу. А здесь мама еще ни разу не водила его в церковь.

Так что в воскресенье я пошел с ним в церковь. Солнце светило, у водонапорной башни цвели нарциссы и тюльпаны, прекрасные, словно шелка Соломона, а с церковного купола нас приветствовал трубящий золотой ангел. Проповедь священника на тему притчи о нерадивом рабе, который закопал свой талант серебра, вместо того чтобы приумножить хозяйское добро, и таким образом лишился доверия своего господина, задели меня за живое. Как поступить с деньгами, которые я закопал под конторской пальмой? Положить в церковный мешок для подаяний? Я ведь совсем про них забыл!

Ману тоже внимательно слушал проповедь. За обедом мы узнали, что у его друга есть брат чуть старше его, который покупает и продает через Интернет акции, приумножая таким образом свой капитал. Из этого обстоятельства и из Евангелия от Матфея Ману сделал вывод, что мать или отец должны купить ему компьютер и подключить его к Интернету. Потом он посмотрел на меня: «А может быть, ты это сделаешь?»

Во второй половине дня мы поехали в Шветцинген в Шлосс-парк — в деле негласного компаньона он сыграл не последнюю роль! Мы прошли по обновленной каштановой аллее, которая благодаря молоденьким деревцам выглядела такой юной, мимо оранжереи к римскому акведуку, перешли через Китайский мостик и прогулялись затем вдоль озера к храму Меркурия. Бригита показала нам, где ее родители прятали пасхальные яйца для нее, ее братьев и сестер. У мечети Ману прочитал суру из Корана «Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает», выученную в школе, когда они проходили ислам. Потом мы сели на солнечной стороне площади, пили кофе и ели пирожные. Я узнал официантку, а она меня нет. Я смотрел на здание банкирского дома «Веллер и Велькер».

Площадь заполнила гудящая толпа туристов и местных жителей. Через толпу медленно и терпеливо прокладывала себе дорогу машина, темный «сааб». Она остановилась у банка, ворота открылись и впустили ее под арку.

Вот и все. Машина останавливается у ворот, ворота открываются, замирают на несколько секунд, машина въезжает, и ворота снова закрываются. Эта картина сильно отличалась от той, которую я наблюдал в тот вечер, когда впервые увидел банк. Тогда площадь была пуста — сегодня она бурлит, тогда невозможно было не заметить въезжающие и выезжающие машины — сегодня темный «сааб» затерялся в уличной суете.

Но меня как будто током ударило. Человек вставляет ключ в зажигание, включает радио, опускает руки на металлические перила, выйдя на балкон в пижаме и халате, чтобы посмотреть на небо или узнать, какая нынче погода. И его ударяет током. Ему почти не больно. Нас поражает не боль, а внезапное осознание того, что автомобиль, радио или перила — вообще все, что хорошо нам знакомо и чему мы безоговорочно доверяем, может обернуться какой-то неожиданной, враждебной стороной. Что эти вещи не всегда так надежны, как мы привыкли. Подъехавшая машина, открывшиеся и закрывшиеся ворота — как и в прошлый раз, у меня появилось ощущение, что в разыгравшейся у меня перед глазами сценке что-то было не так.

Клиент в воскресенье? Конечно, исключать этот вариант нельзя, особенно если банк маленький, а клиент важный. Но какое еще дело не терпит отлагательства ни в воскресенье, ни в праздники, кроме отмывания денег?

Полчаса спустя ворота открылись, выпуская темный «сааб», и закрылись снова. Я стоял поблизости. На автомобиле франкфуртские номера. Тонированные стекла. К багажнику не прилипло ни одной пятидесятимарковой купюры, которую обронили, вынимая груз.

Вечером, лежа в кровати, я сказал Бригите, что мне надо на несколько дней уехать. Она отнеслась к моим словам скептически:

— Одинокий ковбой молча садится на коня и скачет навстречу опускающемуся за горизонт солнцу?

— Ковбой скачет в Котбус, солнце с той стороны не опускается, а поднимается. И ускакал он вовсе даже не молча.

Я рассказал ей об отмывании денег в Сорбском кооперативном банке — хочу, мол, знать, прекратился их бизнес или все продолжается по-прежнему. Рассказал про Веру Сободу. Рассказал про Шулера и его деньги.

— Эти деньги пришли с Востока и должны вернуться на Восток. Постараюсь найти священника или подходящую организацию, пусть потратят их на что-нибудь полезное. Или обнаружу что-то, что поможет разобраться в смерти Шулера.

Бригита закинула руки за голову и смотрела в потолок.

— Я тоже могу потратить деньги на что-нибудь полезное. На то, чем бы я с удовольствием занялась вместо салона, на то, что требуется для салона, на то, что хочет иметь Ману, — сплошь полезные вещи.

— Эти деньги заработаны на наркотиках, проституции и шантаже. Нехорошие деньги. С радостью от них избавлюсь.

— Деньги не пахнут, неужели тебе этого еще не объяснили?

Я приподнялся и стал смотреть на Бригиту. Через некоторое время она перевела взгляд с потолка на мое лицо.

Выражение ее глаз мне не понравилось.

— Будет тебе, Бригита… — Я не знал, что сказать дальше.

— Оттого ты, наверное, и стал тем, кто ты есть. Одиноким стариком с тяжелым характером. Не замечаешь, когда счастье само плывет тебе в руки, и не можешь его удержать — как удержать то, чего не замечаешь? В данном случае счастье уже приплыло к тебе, но ты позволяешь ему утечь сквозь пальцы. Вот так же ты упускаешь наше счастье!

Она снова смотрела в потолок.

— Я не хочу упускать наше счастье…

— Я знаю, Герд. Ты не хочешь. Но ты это делаешь.

Ее слова эхом отдавались у меня в голове. Мне не хотелось поворачиваться на другой бок, соглашаясь, что я действительно одинокий старик с тяжелым характером. Особенно после Сардинии.

— Бригита?

— Да.

— Чем бы ты хотела заниматься вместо салона?

Она долго молчала, я уже подумал, что она не хочет продолжать разговор. Потом по ее щеке скатилась слезинка.