Читать книгу - "Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина"

— Да нет же, я же говорю, в Америке, сейчас полчетвертого утра…

— Ну, катайтесь пока. Я вам позвоню завтра-послезавтра. Как что-то станет яснее.

— Погодите, погодите, Александр… Что значит «катайтесь пока»? Как я могу теперь кататься. Я понимаю, что эмоции не нужны, но я ведь живой…

— Варя, мужества вам, выдержки и удачи. Но правда, сейчас мы и сами больше ничего не понимаем. Созвонимся послезавтра.

Н-да. Варя присела на край ванны. Надо просто минутку посидеть. Она разговаривала с Александром из ванной, чтобы не будить Ивана с Пашкой. Мысли бежали во все стороны одновременно, путаясь друг у друга под ногами. Как это у них получалось… Варя прокралась в гостиную, где на диване посапывал Пашка, взяла бутылку воды и вернулась в ванную. Вопреки неукоснительно соблюдаемому всю жизнь принципу — не курить натощак, закурила и снова присела на край ванны в ночной рубашке. Было уже почти пять, обычно они вставали в семь. Варя сделала йогу, долго стояла под душем, потом потихоньку, чтобы не разбудить спящих, стала одеваться. «Седьмой час — можно и кофе сварить, разбужу так разбужу», — сказала она себе, потому что кофе хотелось позарез. С чашкой кофе пошла снова в ванную и снова закурила; не дымить же на спящих. Около семи заворочался Иван:

— Что-то сквозь сон слышу, ты тут ведешь какую-то активную жизнь, — сказал он, потягиваясь.

— Тебе какую кашу варить? Овсянку с персиками или с клубникой? — спросила Варя в ответ.

— А какую сваришь, то и хорошо, — ответил муж, отправляясь в ванную.

Варя пошла шуровать на маленькую кухоньку в гостиной. Через четверть часа проснулся Пашка, побежал в свою ванную, потом включил телевизор. С утра посмотреть погоду — это как утренняя молитва для лыжника. Встал у балконной двери, в одних трусах, сладко зевая и почесывая живот.

— Ночью был сильный снег, отлично. Я вот что вам, родители, скажу: вы не рассиживайтесь, пока всякие чайники нам целину не испортили. А что на завтрак? Есть какие-нибудь фруктики? А кстати, мам, тебе кто-то звонил, мне показалось, под утро…

— Да, Москва… Не подумали, что я на десять часов назад, хоть я их и предупреждала. Из фруктиков только бананы. Ягоды кончились. Сегодня с отцом съездите в супермаркет вечерком, пока я буду на массаже. Завтрак на столе. Я, в сущности, уже готова, так что, если действительно хочешь целину застать, сам не волынь.

На улице трещал мороз, но инструктор сказал, что за пару часов должно чуть потеплеть. Они понеслись, один за другим, по глубокому, по колено снегу. Свежий, легкий как брызги шампанского снег создавал ощущение танца, полета… Обогнув пару дюжин деревьев на крутом склоне, остановились перевести дух.

— Вот оно, глупое счастье, — мечтательно протянул Пашка.

— Это посильнее, чем полеты во сне и наяву, — сказал Иван, отирая запотевшие от мороза goggles.

«Если мне всего два дня осталось покататься, так уж я покатаюсь», — подумала Варя. Весь день они только и говорили о том, какое счастье им привалило: снег был и впрямь диковинный. Вечером в отеле, без сил, развалившись в креслах, решили, что в ресторан идти невмоготу, пусть мама дома что-то вкусненькое приготовит. Варя уже жарила стейки, делала салат с брусникой. Иван разливал по стопкам текилу, резал лайм. После ужина сели играть в домино. «Прикольно», — думала Варя.

На исходе следующей ночи — но это уже было ожидаемо — ее телефон зазвонил в шесть. Варя проскользнула в ванную.

— Все уточнили, — сказал Александр, — этот мудак президент сказал, что не может отказать британскому МИДу. По крайней мере, он должен этот вопрос поставить перед Советом директоров. Ясно, что все в Совете как один проголосуют за снятие иммунитета. С вас и двух других сотрудников русского офиса. Мы будем торговаться с президентом, чтобы иммунитет с вас сняла не британская, а российская сторона. А вас, повторяю, руководство просит вернуться в Москву. И пожалуйста, ограничьте звонки по мобильному.

«Это все, что они сказали. Просят вернуться. Почему, понятно. Похоже, они и сами не так уж много знают». Варя посмотрела на часы. В Лондоне было уже почти два часа дня. По мобильному, конечно, говорить плохо. А что делать? Она прокралась в гостиную, стараясь не разбудить сына, чтобы взять его i-Phone с невинным американским номером.

— Мэтт, с Новым годом, это Варя. Да, катаюсь, снег божественный. Мне Москва позвонила…

Для Мэтью это, конечно, прозвучало как гром среди ясного неба. Бедная девчонка. Какие скоты! Сдали все-таки. В следующую минуту он почувствовал прилив адреналина. Но ведь там нет ничего для уголовного дела. Это политические игры президента банка, хоть он, Мэтью, конечно, не думал, что банк захочет довести все до уголовки. Тут он, конечно, просчитался. Президенту, оказывается, нужно было не просто избавиться от Вари, но и заточить ее если не в тюрьму, то по крайней мере в ссылку на долгое время. Неужели она настолько его допекла? Но сейчас это к делу не относится. Банк при помощи Шуберта состряпал этот доклад, ну и что? Это политический памфлет, не более того. С чего вдруг британская-то полиция, Служба королевских прокуроров решила этим заняться? Ясно, что они получили от банка доклад Шуберта. Ну и что? Там же все, кроме доноса склизкого Серикова, сплошная труха. Больше там ничего нет. А Сериков — свидетель, не вызывающий доверия, на его доносе уголовное преследование построить невозможно. Он сам фактически признает, что искал, как бы дать в банке взятку, только не знал, кому и как. Более того, видно, что писал он свой донос явно под диктовку Шуберта. Теперь, кстати, стало совершенно ясно, почему к своему докладу Шуберт приложил целый том совершенно не относившихся к его расследованию приложений. Значит, с самого начала Гонзалес поставила ему задачу собрать все, что можно, и дать полиции как можно больше наводок. Значит, так они с президентом с самого начала и задумали… Но это не меняет дела. Британская полиция просто спятила, если решила вгрызться в это дело. Оно не проживет и трех часов его, Мэтью, разговора со Службой королевских прокуроров. Там же все-таки профессионалы работают, а не мымры из Департамента комплайенса, как в Инвестбанке.

— Мэтт, мне руководство велит ехать в Москву, и это не обсуждается. Но мне интересно, ты тоже так считаешь?

— Я думаю, так будет лучше. Ведь тебе никто не помешает вернуться обратно. Если ты поедешь в Москву, а я стану тормошить полицию и пойму, что все это не так ugly, не столь ужасно, как представляется, сядешь в самолет и прилетишь.

— Ты считаешь, что мне действительно надо лететь прямо в Москву? Даже не через Лондон? Ну, билет пропадет, это раз. Но, главное, у меня здесь нет никакой одежды, только лыжные шмотки. Я приеду в Москву, а у меня там даже пальто нет.

— Пойдешь в Prada и купишь.

— Я до Prada без пальто не дойду, по дороге замерзну. У меня там даже машины нет с водителем.

— Да, это серьезный фактор… Хоть я не думаю, что тебя в Вайоминге слушают, но береженого бог бережет, давай поговорим завтра, когда ты долетишь до Вашингтона. Все-таки на прослушку городских линий надо получать серьезные разрешения. А мобильник — подключайся и слушай, сколько влезет, кто докажет.