Читать книгу - "Эликсир бессмертия - Нина Пушкова"

А та будто ждала этого вопроса:

— Да Никуша-то знает — я ей не раз готовила. Для фарша надо смешать три сорта мяса: свининку, говядинку и немножко курочки. А затем это всё не просто перемешать, а отбить надо. Добавьте мякушку белого хлеба, в молоке вымоченного, луковичку и сметанки ложечку. Поняли? — Она подняла пальчик, как восклицательный знак. — Сметанку надо вместо яйца! И опять отбить. И только тогда у вас получится сочный фарш. И при надкусывании котлетки вам в верхнее нёбо ударит фонтанчик сока.

Ника по-детски захлопала в ладоши.

— Она мне то же самое тогда сказала, — смеясь, добавил муж Ксаны. — И вот на этой фразе про фонтанчик я и принял решение жениться. Так что я — типичный пример человека, путь к сердцу которого лежал через желудок.

Кормила Ксана действительно вкусно. А её муж, даром что профессор, да ещё надеявшийся вскоре стать членкором, оказался совсем не дурак выпить.

— А что? Одно другому не противоречит, — сказал Францев, опрокидывая с ним уже третью рюмку водки. — А может, даже и обостряет мозговую деятельность.

Почему-то вдруг вспомнилась строчка из Высоцкого: «Истопник сказал: «Столичная» очень хороша от стронция!»

Францев улыбнулся и произнёс эту фразу вслух. Профессор весело ему подмигнул.

— И не только от стронция, — бодро заверил он. — Я вам как биолог скажу: вся мировая наука неустанно доказывает, что алкоголь вреден. И вся мировая наука не может объяснить, почему те, кто не берёт в рот ни капли, умирают много раньше, чем те, кто выпивает. Умеренно, но регулярно!

— Ну жизнь-то всё-таки водка не продлевает.

— Как знать, как знать… Если, например, живёшь в Индии, то продлевает. Я туда ездил недавно от университета. Для европейца правила выживания такие: утром натощак 50 граммов 40-градусного алкоголя. Джин, водка — всё что угодно. Ну, я пил виски, он как-то помягче. Дезинфекция для желудка! Иначе легко подцепить либо кишечную инфекцию, либо печёночную амёбу, что гораздо хуже. Затем: воду из-под крана ни в коем случае не пить, зубы ею не полоскать и даже в душе рот не открывать. Всё — только из запечатанной бутылки. Правило третье: ничего не пить со льдом, потому что там воду для льда берут из-под крана, а в ней та самая амёба и прячется. У нас один замминистра сока там выпил — на официальном приёме! — Профессор со значением поднял указательный палец. — Потом три дня с унитаза не вставал. И, наконец, правило «чистой руки»: левую всегда держишь в кармане, а правой всё трогаешь, деньги даёшь, здороваешься. Они там обожают руки совать, а на руках у них что? Амёба!

Францев расхохотался:

— Да у вас тут целая научная теория выстроена!

— И самое главное правило, — вдохновенно продолжал разошедшийся профессор, — чем больше выпьешь, тем здоровее будешь!

И, глядя на смеющегося Францева, добавил:

— Колонизаторы не дураки были. В Африке они джином от малярии спасались. И, выходит, жизнь себе продлевали.

— Всё, убедили. Ещё по одной? — предложил Сергей, вновь наполняя стопки. — Кстати, о продлении жизни, — уже более серьёзно продолжил он. — Я тут как-то в одной газете, швейцарской, по-моему, статью любопытную прочитал. Об академике Богомольце. Пишут, что он много над этим работал.

Профессор энергично закивал головой.

— Да, Богомолец — фигура легендарная. Он возглавлял в Киеве институт геронтологии. Работал под личным контролем Сталина. Тот ему и Сталинскую премию дал, и два ордена Ленина, и Героем Соцтруда сделал. Возлагал на него большие надежды.

— Возлагал? — спросил Францев. — Они что? Не оправдались?

— Ну как вам сказать? Богомолец для Сталина очень много сделал и многого добился. А вот прорыва в борьбе со старостью — нет! Говорят, Сталин был сильно раздосадован. Но, когда академик внезапно умер — в 46-м, по-моему, то с памятью его бороться не стал. Хоронили его со всеми почестями…

— И что стало с его трудами? Ведь, наверное, что-то осталось?

— Трудно сказать. Он часть своих исследований тайно вёл. Скрытный был человек. А может, боялся, что результаты украдут. Или донос напишут. Ведь потом — в 1950-м, при Лысенко, когда гонения на учёных пошли, Богомольца в чём только не обвиняли! И в насаждении идеализма, и в антинаучных теориях, и в борьбе с учением Павлова… И Сталин, кстати, не вмешался. Видать, зол на него был всё же. Тогда два его научных института закрыли. А восстановили только после смерти вождя. И что там за эти три года случилось в архивах, что осталось, что чекисты забрали, — одному Богу известно.

— А сейчас-то институт работает? — поинтересовался Францев.

— Да, работает. Я слышал, Кучма ему даже имя академика Богомольца хочет присвоить. А почему интересуетесь? — Профессор с хитрой улыбкой посмотрел на собеседника. — Лично интересуетесь или, извините, по заданию?

«Догадлив профессор!» — подумал Францев. Видно, Ксана рассказала ему историю семьи: и как Ника без отца осталась, и чем отец занимался. Но ничего: на ловца и зверь бежит.

— Скажу так: есть интерес к этому вопросу.

— Господи, — вскинулся Вилли Генрихович, — да неужто это у нас кому-то ещё нужно? Ведь уже больше половины всех НИИ позакрывали! А на их месте — казино, точки торговые да однорукие бандиты с пунктами обмена!

— Да нужно, нужно, — успокоил его Францев, про себя не без горечи подумав: «Эх, знал бы ты, кому нужно и зачем…»

— Так, слушайте, — обрадовано продолжил профессор. — У меня же в Киеве брат в Академии наук работает. Он иммунолог, но это не важно. Завлабораторией всё же. Отрасль и людей хорошо знает. Я вас на него выведу, может, он концы поможет отыскать. А то ведь хохлы распродадут всё, пропади они пропадом…

Последнее проклятие профессора явно относилось и к тем, кто пустил по миру отечественных учёных и уничтожал науку в России — не только на Украине.

Когда Францев распрощался с Ксаной и её мужем, у него уже был план действий.