Читать книгу - "Право на убийство - Сергей Бортников"

На вступительных экзаменах в институт физической культуры я познакомился со скромной застенчивой девчонкой по имени Наталья, приехавшей поступать в Северную столицу из далекого Львова.

Раньше такие великие «перемещения народов» не были в диковинку. Абитуриенты со всех окраин нерушимого Союза слетались в Москву и Ленинград, чтобы поступить в престижные вузы. Из столиц в периферийные вузы ездили реже, в тех только случаях, когда оказывалась новой или особо дефицитной специальность, но это уже особенности столичного менталитета.

Наталья, Наташа, Наточка… Казалось бы, что делать этой девчушке в нашем городе, если на Украине полным-полно институтов физической культуры и «дурфаков» университетов? Но нет, она примчалась в Ленинград навстречу судьбе, навстречу мне, навстречу своей гибели…

Наташка была высокой и стройной, со смешливым веснушчатым лицом, которое совершенно не портили широкие круглые очки. В четырнадцать лет ее считали подающей надежды гимнасткой, она входила в сборную своей республики, но в пятнадцать сильно повредила позвоночник при падении с турника и была вынуждена оставить большой спорт. Но преданной ему осталась навсегда. Отсюда и выбор — педфак Института имени Лесгафта. Свои несомненные музыкальные способности (она очень здорово играла на скрипке) Наташа считала чем-то вторичным и необязательным. Не скоро произошла переоценка ценностей…

Мы сдавали экзамены в одном потоке. Среди поступающих было немало и коренных питерцев, и видных парней (институт специфический!), и парней просто помоложе, но Наталья прицепилась, как репейник, именно ко мне. «Скажите, в каком кабинете состоится консультация по…» (далее следовало название предмета), «Вы не знаете, где находится второй корпус?», «Когда обнародуют результаты сочинения?» — эти и десятки других похожих вопросов она умудрялась задать в считаные секунды, если ей удавалось выловить меня в какой-нибудь аудитории или просто в коридоре.

Навязчивых людей я не перевариваю органически, но к новой знакомой с первого дня почему-то относился с редкостным терпением и, совершенно не раздражаясь, удовлетворял ее любопытство; что-то в этой высоковатой для гимнастки и тоненькой девчонке требовало покровительства, заботы. А потом уже было как-то невозможно представить существование без нее…

Несмотря на редкую настойчивость и дотошность, в тот год она не поступила, хоть была подготовлена отнюдь не хуже, чем я. Или с девками тогда был перебор, или гимнастки не ценились, но ее старались завалить на каждом экзамене. Не знаю, ценой каких усилий Наталье удалось сдать их до конца на тройки и четверки. «Не прошла по конкурсу» — такая формулировка давала право поступить без экзаменов на подготовительные курсы, и девчонка воспользовалась им.

У меня же все шло как по маслу. Экзаменаторов почему-то первым делом (и главным образом) интересовали не мои знания по отдельным предметам, а то, где я служил, что видел и каких успехов достиг в спорте.

Позже я понял, что моя судьба была предрешена заранее на достаточно высоком уровне.

Все шаги, которые предпринимало Ведомство для повышения моей квалификации, а впоследствии для моего утверждения в качестве художника или преподавателя, оно делало не от своего имени, а от имени «декана Т.», «критика Р.», «директора выставки Ю.», вроде как совершенно не связанных с «конторой», но всецело содействующих ей. Причины у этих деканов, критиков, чиновников и прочих были у каждого свои, далеко не всегда они знали, за кого именно хлопочут и зачем делают это или то, но в просьбах (приказах?) отказать не могли — Ведомство умело держать на крючке, зачастую не напрямую, а через вторых-третьих посредников.

Мало людей на этом свете, которые ни от кого не зависят и никому не подчиняются…

Свое участие в моей судьбе Ведомство никогда не афишировало, но в течение всей жизни я постоянно буду ощущать незримое присутствие его. Нет, это не будет наружным наблюдением или электронной слежкой. Все гораздо проще — оно добьются самоконтроля с моей стороны. Каждый шаг я стану сверять с неписаным уставом всесильной организации, все свои деяния начну внутренне согласовывать с ее принципами.

В 1981 году я женился на Наталье. Через год у нас родилась дочь, которую в честь бабушки по материнской линии назвали Кристиной. На самом деле тещу звали на западно-украинский манер Христиной, но меня бы не поняли, если б я дал своему чаду такое имя.

По поводу такого важного события в личной жизни я получил от Ведомства денежный перевод на круглую сумму, но праздновали скромно, без размаха. Мать Натальи приезжала к нам на свадьбу. Теща все время удивлялась, почему ее не понимают «москали». Вроде бы разговаривает, как все люди, и просит в магазине того же «мъяса», но нет — мясник смотрит на нее, как на инопланетянку.

Свой медовый месяц мы проводили во Львове, и я был очарован этим старинным городом. Он в пять раз меньше родного Ленинграда, но здешний народ во столько же превосходит нашего брата по уровню образованности и культуры. Во всяком случае, фраз типа: «Ты куда прешься без очереди, кацап?», здесь я не услышал. Хотя такое обращение к «хохлам» в Ленинграде было обычным явлением.

Отец Натальи происходил из древнего польского рода панов Чарторыйских. Когда-то его предки владели лесами и землями на северо-востоке Волыни и западе Польши; а сейчас мой тесть владел только двухкомнатной квартирой в центре Львова да пятью языками.