Читать книгу - "Подарок дьявола - Александр Сапсай"

Москва. 1941 год. Август

Звон разбитой витрины, в магазин врываются уголовники. Набивают мешки и не очень торопятся.

– Водку шуруй, Туган.

– Нету, Петух, водки. Начальничек Главспиртяги в продажу не дает. Водочка, Петушок, в окопах. Нальют, и в атаку: «За Родину, за Сталина, Урааа!!!» Понял? А здесь водичка минеральная.

– На кой ляд нам вода, мы не на киче. Тырь консервы.

Белые столбы прожекторов танцуют по небу, перекрещиваются, разбегаются, сходятся вновь. Вот они нащупали маленькую серебристую точку. Вокруг нее, словно петарды в новогоднюю ночь, белые всполохи. Но веселья не слышно, не слышно и радостных криков детворы. Москва пустынна и темна. Ни одно окно не светится в ее домах. Замоскворечье, Садовое кольцо, площади и бульвары погружены во тьму. Силуэты зданий возникают лишь от белых вспышек в небе. Где-то воет сирена, спешат пожарные машины. Они не включают фар. Над московским небом бомбардировщики Люфтваффе. Фашисты бомбят Москву. По немецким самолетам бьют зенитки. Это разрывы их снарядов расцвечивают ночное небо.

– Баста, Туган, смываемся, пока лягушки не сбежались…

Уголовники с мешками вылезают из окна разграбленного магазина на улицу. Вдали – зарево. Горит в районе Смоленской. Гитлер приказал бомбить жидовский Арбат, и его доблестные асы стараются заслужить благодарность фюрера.

В городе орудуют банды. Магазины охранять некому, милиционеры на фронте. Но особняк наркомата внешней торговли; конечно, стерегут, у подъезда два вооруженных красноармейца.

В коридорах суета. Работники пакуют документы на случай эвакуации.

В кабинете наркома, несмотря на два часа ночи, идет совещание. Микоян, подражая вождю, расхаживает по ковру. Под огромным портретом «мудрого и гениального» мнется генерал Дорофеев. Лицо у него покрыто красными пятнами, щеки со слабым фиолетовым отливом. Генерал двое суток в дороге и побриться не успел. За столом – восемь ответственных работников наркомата. Среди них заместитель наркома Зелен. Моисей Семенович тоже в генеральской форме, ему недавно присвоено звание генерал-майора.

Микоян останавливается напротив Дорофеева, трясет указательным пальцем у его носа:

– Почему бардак? Я третий раз спрашиваю!

Дорофеев продолжает смотреть в пол. Он только что прилетел из Лондона и сразу предстал перед разъяренным наркомом.

– Молчишь?! Да я тебя расстреляю, мерзавец! – Анастас Иванович в бешенстве, Зелену неловко и за генерала, и за своего обычно сдержанного наркома. Но положение тяжелое, и бывший комиссар гнев шефа понимает.

Прошло два месяца войны. Американцы начали поставлять стране оружие, технику и продовольствие. Их корабли швартовались в Лондоне, и так необходимые фронту грузы доставлялись в Россию уже из Англии. Сложности создавала политика. Рузвельт не успел утвердить в конгрессе подключение СССР к системе ленд-лиза, и от американской общественности поставки в Россию до августа 1941 года скрывались. В Лондоне, при советском посольстве, сохранилось небольшое торговое полпредство. В нем четверо представителей. Им Микоян и поручил принимать помощь и следить за ее отправкой в наши порты. Грузы для России англичане хранили на десятках складов, работники полпредства не успевали отслеживать отправку. И начались казусы. Пушки плыли в Мурманск, приборы наведения к ним – в Архангельск. Военспецы, принимавшие грузы в советских портах, оказались в отчаянном положении. Микоян послал в Лондон десяток знатоков военной техники во главе с заместителем начальника инженерного отдела генералом Дорофеевым. Но командировка генерала положения кардинально не изменила, и нарком требовал отчета.

– Товарищ Микоян, я готов ответить на ваш вопрос, но не могу сделать это в присутствии коллег.

– Всем выйти. Останется только мой заместитель, Зелен. – Ответственные работники молча встают и идут из кабинета. Микоян нервно захлопывает за ними дверь: – Говорите.

– Товарищ нарком, из десяти посланных вами специалистов семеро в последний момент заменены людьми Лаврентия Павловича Берии. Я не отрицаю, что офицеры НКВД преданные партии люди, но они слабо разбираются в войсковом оружии. К тому же не говорят по-английски, и союзники не могут с ними объясниться.

Микоян с Зеленым переглядываются. Щеки наркома бледнеют. Нарушая неловкую паузу, Зелен спрашивает:

– Что же, в Лондоне не найти переводчиков?

– Переводчиков хватает, но офицеры НКВД препятствуют контактам наших сотрудников с представителями союзников, – поясняет Дорофеев.

– Почему? – Нарком уже переварил неожиданное известие и включается в беседу.

– Переводчики в основном из бывшей белой эмиграции. Сотрудники НКВД считают их опасными в идейном смысле.

– Хорошо, Дорофеев, мы приняли твои слова к сведению. А теперь оба выйдите из кабинета, я должен подумать.

Проводив взглядом генералов, Анастас Иванович, крадучись, подходит к столу, садится к вертушке. Руки его дрожат. Кремль не отвечает. Микоян ждет, смотрит на портрет улыбающегося вождя, чувствует, как холодеют внутренности. Наконец Сталин поднимает трубку:

– Что тебе, Анастас?

– Коба, у меня возникли проблемы.

– Выкладывай, – безразличным тоном разрешает Сталин.

Голос Верховного звучит вяло и глухо. Иосиф Виссарионович еще не оправился после двадцать второго июня. Микоян дипломатично докладывает вождю о сложившейся ситуации. Он очень уважает, очень ценит, даже, можно сказать, любит Лаврентия и не знает, как поступить. Сталин молчит. Микоян слышит, как вождь дышит и как стучит его собственное сердце. Неожиданно Верховный срывается в истерику:

– Почему я должен решать! Что вы все на меня навалились? Ты без головы? Откуда я знаю, что делать?! Лети в эту Англию или пошли разумного человека. Я разрешаю действовать по обстановке. Все, Анастас, я занят.

Закончив разговор, Микоян вытирает платком лоб, сидит некоторое время молча. Затем вызывает Зелена:

– Моисей, вылетай туда сам. Наведи порядок. Товарищ Сталин вручает тебе в Лондоне неограниченные полномочия.

– Когда вылетать, Анастас Иванович?

– Немедленно. Можешь попрощаться с семьей – и на аэродром. Возьмешь мою машину.

– Есть, товарищ нарком.

Микоян смотрит на своего заместителя, шагает к нему, крепко обнимает.

– Привязался я к тебе, Моисей. Родным ты мне стал. Кто его знает, свидимся ли еще… Ни пуха тебе.

Зелен пожимает руку наркома, но к черту послать не решается. Быстро выходит.