Читать книгу - "Бес в ребро - Марина Серова"

— Даст бог, загляну! — пообещала я.

Мы остались вдвоем с пастором, который, впрочем, тут же, извинившись, удалился в соседнюю комнату, сославшись на необходимость готовиться к предстоящей встрече. Через некоторое время через приоткрытую дверь до меня донеслось его размеренное бормотание, в котором искаженные русские слова мешались с чеканными немецкими.

Воспользовавшись моментом, я пошарила на столе, заваленном бумагами, книгами и кассетами. Здесь же находился и паспорт на имя германского подданного Генриха Ланге с аккуратно вложенным авиабилетом на рейс Тарасов — Берлин, который был намечен на двадцатое число. Я внимательно осмотрела их — ни документ, ни билет не вызывали сомнений в их подлинности.

В этот момент безумный и дерзкий план окончательно сформировался в моей голове. Я решила отправить Овалова в Берлин. Он — актер? Вот пускай и сыграет свою главную роль. Это будет авантюра чистой воды. Но не в такой ли воде Овалов чувствует себя как рыба? Конечно, это будет не очень-то честно по отношению к несчастному пастору, но я была уверена, что заставлю Овалова взять на себя все возможные издержки и немедленно вернуть хозяину паспорт. Я надеялась, что неприятности пастора продлятся не более недели и уже мысленно прикидывала, каким образом их лучше обосновать — возможно, происками все той же злокозненной «Общины» В случае же непредвиденных осложнений можно будет обратиться к Липатову — он, кажется, не прочь со мной сотрудничать.

Решив, кстати, уточнить, что представляет собой эта самая «Община», я позвонила знакомому журналисту, который был в курсе всех городских дел. Сама я никогда о такой организации не слышала, и теперь было самое время восполнить этот пробел.

— Ты имеешь в виду вчерашнее сообщение об инциденте в аэропорту? — спросил журналист. — Со святым отцом?

— Он не святой, — поправила я. — Святые отцы у католиков, а этот, по-моему, протестант.

— Ну бог с ним, — сказал журналист. — Что касается этой самой акции, то я, признаться, удивлен. До сих пор мне не приходилось слышать ни о каких «Общинах». Вообще религиозные организации в нашем городе никогда агрессивностью не отличались. Я тебе так скажу — или это что-то новенькое, и они таким экстравагантным способом спешат заявить о себе, или это какая-то политическая игра, но кто в нее играет и каковы ставки — ума не приложу. Если хочешь, я поспрашиваю тут у ребят. Куда тебе позвонить?

Я пообещала, что позвоню завтра сама. То, что я услышала от журналиста, озадачивало. Никому не известный пастор, организация, о которой никто не слышал, телохранитель Охотникова, тоже, в общем-то, не афиширующая свою деятельность — выстраивалась странная, пожалуй, даже подозрительная цепочка. Впрочем, меня больше интересовал его паспорт — он-то, я готова была поклясться, был настоящим! Я решила повременить с подозрениями и принялась мысленно выстраивать детали своего плана.

Примерно через час появился пастор. Его сосредоточенный вид и стопка конспектов под мышкой свидетельствовали о том, что к встрече он уже вполне готов. Решительность его, впрочем, значительно поколебалась, когда я напомнила ему о необходимости снять мне номер в гостинице.

Помявшись и тщательно подбирая слова, Ланге сообщил мне, что еще раз все обдумал и счел нецелесообразным беспокоить меня в течение полных суток. Он, мол, надеется на компетентность гостиничной администрации и не допускает возможности проникновения экстремистов в отель. В связи с изменившимися обстоятельствами он надеется, что фрау-телохранитель сочтет возможным уменьшить сумму гонорара ровно в два раза.

Поскольку совесть моя была не совсем чиста, я с легким сердцем была готова снизить сумму гонора хоть в сто раз, но пастору об этом сообщать не стала, а просто заявила, что принимаю его условия.

Ланге просиял и пригласил меня отобедать в гостиничном ресторане.

— Полагаю, фразу сама за себя платит? — с любезной, но несколько нервной улыбочкой поинтересовался он.

Его жмотство уже начинало меня утомлять, но я и тут горячо поддержала его, заверив, что феминизм уже пустил достаточно глубокие корни в нашем отечестве, и любая женщина скорее повесится, чем позволит заплатить за себя. Пастор одобрительно кивнул, но тут же снова увял, вспомнив, что ему нужно заказать к половине второго такси.

— Не беспокойтесь, — сказала я, с удовольствием прогнозируя очередную смену пасторского настроения. — Моя машина в вашем распоряжении.

Я не ошиблась — неожиданно сэкономив на такси, пастор снова ожил и пообедал с огромным аппетитом. В тот момент, когда он приступил ко второму блюду, я извинилась и покинула ресторан. Поднявшись в номер, я наскоро набросала на листке из записной книжки послание Овалову. В нем я вкратце обрисовывала ситуацию, в которой оказалась, и просила его мобилизовать весь свой талант, чтобы за оставшиеся два дня успеть перевоплотиться в берлинского пастора. К записке я прилагала видеокассету. Едва я успела завернуть кассету в пакет и спрятать в сумочку, как возвратился Ланге, сытый и умиротворенный.

— Фрау вполне готова? — поинтересовался он.

Я была готова. Мы спустились в холл и вышли на улицу. Пастор шел за мной следом, низко наклонив голову, то ли репетируя про себя текст предстоящего выступления, то ли опасаясь ожидающего за углом террориста с корзинкой переспелых овощей. Однако наше появление прошло никем не замеченным, и мы, спокойно усевшись в машину, также без приключений доехали до Института культуры.

Нас встретили заместитель директора и представитель диаспоры. Последний выглядел несколько растерянным и смущенным.

— Нам звонили из администрации, — сообщил он мне, словно оправдываясь. — Но буквально вчера. Мы, собственно, даже не успели никого оповестить. Лето. Отпуска, огороды… Сами понимаете. Удалось собрать человек десять. Обычно о таких встречах договариваются за месяц, за два. Неудобно получилось.

Но мой пастор, кажется, ничуть не был шокирован немногочисленностью аудитории. Разложив на кафедре свои бумажки и нацепив на нос большие роговые очки, он с большим усердием принялся разглагольствовать о неустанных трудах, целеустремленности и помыслах, направленных к господу. Его гортанный голос звучно разносился по пустынной аудитории.

От немногочисленных, вежливых до скованности слушателей трудно было ожидать каких-либо эксцессов, тем более что в свете последних сообщений заговорщики с овощами оказывались существами полумифическими. И я со спокойным сердцем оставила Ланге наедине с аудиторией. После недолгих поисков в конце коридора я нашла незапертый кабинет с телефоном. Не теряя ни минуты, я набрала номер Анны. Она почти сразу взяла трубку.

— Слушай внимательно, — сказала я вполголоса. — Сегодня вечером, как только стемнеет, я поеду домой. Жди меня на углу Советской и Пугачевской. Там около пятиэтажки стоят мусорные ящики. Я сверну с Советской и выброшу в ящик пакет. Как только убедишься, что все чисто, заберешь этот пакет и вернешься домой. Тебя никто не должен видеть! Поняла?

— Я все поняла, — серьезно ответила Анна.