Читать книгу - "Мисс Марпл из коммуналки - Оксана Обухова"

Именно на славное уральское гостеприимство, разнящееся от сумасшедшей нынче столицы, рассчитывала баба Надя, отправляясь в Пермь. В холодных северных краях гостей за порогом не держат. Даже чужих.

Надежда Прохоровна прошла в тесную прихожую, хозяйка закрыла дверь.

– А как вас звать?

– Серафима Яковлевна, – храбро представилась бабушка Губкина, уверенная, что паспорта в этой квартире от нее не потребуют. – Можно – Сима.

– А меня бабой Шурой все кличут. Ты проходи, Сима, в комнату, чаю попьем…

– А-а-а… – снова изобразила смущение «Серафима Яковлевна».

– Проходи, проходи, пальто скидывай, вон тапки стоят.

В комнату Надежда Прохоровна так и не попала. Баба Шура отправилась к плите, ставить чайник, гостья проследовала за ней, да там и остановились. У накрытого клееночкой стола, у теплой плиты, у горячего чайника, окруженного вазочками с печеньем и вареньем.

Надежда Прохоровна, чувствуя неловкость за обман – баба Шура извелась вся, не зная, как приступить к разговору с чужой, приехавшей издалека родственницей о смерти племянницы, – подтолкнула беседу:

– Так где Марина? На работе?

– Ты, Сима, чаю попей, – печально проговорила хозяйка. – Устала, поди, с дороги…

– Да не устала, не устала.

– Умерла твоя Марина. Два года как схоронили.

– Ой… – баба Надя прижала ладонь к губам, – как же так…

– Рак у нее был. Настенька ухаживала, ухаживала, да не вытянула.

– Ой… А сама Настасья где?

– В Москву уехала. К другой тете. Дак ты, наверное, знаешь? Соня. Софья Тихоновна, в Москве живет.

– Нет, – медленно покачала головой Надежда Прохоровна. – Не знаю. Это, наверное, по другой линии. А давно ль уехала?

– Дак дён пять уже. Али четыре. А ты что ж, про Марину не слышала?

– Нет, – раскачиваясь всем телом на табурете, сказала разведчица-пенсионерка. – Я их с Настенькой давно разыскиваю. В прошлый раз в Пермь приезжала, в адресном столе, где живут, узнала. Пришла сюда – нет никого. Сейчас вот снова в Пермь к подружке приехала, дай, думаю, снова наведаюсь, Мариночку навещу.

– А в прошлый-то раз давно была?

– Полтора года назад.

– А-а-а… Значит, в справочной еще не успели пометочку сделать, что выбыл, значит, адресат. Ты пей чай, Сима, пей, остынет! И конфетку возьми…

– Ой-ой-ой! – раскачивалась перед конфетами баба Надя. – И что ж теперь? Не успела я! Какое горе, какое горе…

Разведывательное мероприятие нисколько не сворачивало от намеченной еще в Москве колеи. Слов нет, Надежда Прохоровна предполагала, что в многоквартирном доме обязательно разыщет словоохотливую старушку-кумушку, но чтоб вот так, за первой же дверью да компанию получить… Так смело не надеялась. Думала, побегать придется, походить да порасспрашивать.

А баба Шура тем временем усердно потчевала «расстроенную» гостью:

– Ты печеньку возьми, свежая, рассыпчатая… И варенья из морошки. Нет, поди, у вас морошки-то?

– Спасибо, спасибо.

– А может, рюмочку? За помин души рабы божьей Марины? У меня и наливочка есть. На спирту, но сладкая-а-а-а!..

– Давай помянем, – согласилась баба Надя. У русского человека – пермяка, москвича, саратовца иль из деревни Старые Колодцы – под рюмочку разговор завсегда лучше складывается.

Обманчивая сладость черноплодной настойки – с черносмородиновым листом и мятой – окончательно сблизила и развязала языки. В теплой кухоньке с белокипенными полотняными занавесочками на пол-окна тихонько булькала картошка под крышкой в кастрюльке. Печенье и впрямь оказалось затейливым и вкусным – курабье не курабье, но рассыпалось от малейшего прикосновения языка. Чай ароматно пах мелиссой и ягодным листом.

Пригорюнившаяся баба Шура расспрашивала нечаянную гостью:

– А ты что ж, Мариночку и Настеньку давно не видела?

– Настеньку ни разу не видала, а Мариночку давно, лет тридцать назад, а то и боле.

– Красави-и-и-ица Настасья, вылитая! Вот истинный крест – никого в округе краше не встречала! Лицом, ну, чистый ангел! И душа такая же. Всему подъезду бесплатно уколы ставила. Ни копейки не брала! Ну мы, конечно, – отхлебнула чаю, – порядок знаем и совесть имеем. Как у кого пирожки напеклись, первый пирог – Насте. Особенно как осиротела… – Баба Шура шумно вздохнула, как всхлипнула. – Одна ведь одинешенька на свете осталась, сиротинка горькая… Ни отца, ни матери.

– А жених какой был?

– Жених? – словно споткнувшись, переспросила баба Шура и поджала губы. – Был.

– А что ж не расписались?

Настасьина соседка посуровела лицом и немного отвернулась. Расправила на клеенчатой скатерти несуществующую морщинку, переставила вазочку…

– Так что ж не расписались? – повторила бабушка Губкина. – Аль не пришлась ему Настасья ко двору?

– «Не пришлась»! – фыркнула хозяйка. – Это он ей не пришелся, шалопут!

– Что – плохой парень был? – упорствовала Надежда Прохоровна, почуяв, что зацепила какую-то ниточку из пышного пермского клубка. – Обидел чем?

– Да вот обидел! – огорченно воскликнула собеседница. – В самую душу наплевал, шалопут!

«Саратовская гостья» пристроила щеку на кулачок и, широко раскрыв глаза, попросила:

– Ты расскажи мне, Шура. Я ж о племянницах ничегошеньки не знаю! Полезу с расспросами, да, глядишь, обижу. Что там у них произошло?

Баба Шура кряхтя поднялась с табуретки, поторкала вилкой в картошку – сырая еще, не поспела – и, сев обратно, буркнула:

– Женишок-то племянник мой был. Тезка – Шурка.

– А-а-а…

– Вот те и «а-а-а». Настасья его два года из армии ждала. Верно, хвостом на сторону не крутила. А он вернулся – на другую позарился. Спьяну.

– Как это?

– А вот так! Нажрался… Это на Настенькином-то дне рождении! И с другой снюхался.

– А кто ж другая-то?

– Тьфу, прости господи! Шалава! Танька из четвертого подъезда! Как только Шурка в армию ушел, все к Настёне бегала: как там Сашка, как служит, чего пишет? А Настя, светлая душа, все ей рассказывала. Письма читала. А как Шурка вернулся, на свой день рождения пригласила… Подружка, как же!

– Ой, ну надо же, что бывает?! Подружка! Жениха прям с дня рождения увела?!

– Да какая она подружка! Вертихвостка! Сызмальства за Шуркой бегала. А тот придет ко мне, да «Баба Шура, пойдем на Каму» или на карусели. Возьмем Настёну, и айда гулять. Так и проходили все время вместе. Куда Санька, туды и Настя, куды Настя, тут и Санька рядом… Думали, придет из армии – распишутся. Эх, – бабушка непутевого внука махнула рукой, – видать, не судьба.