Читать книгу - "переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов"

Антипий, выглядящий значительно моложе. Тут ему на вид лет шестьдесят, хотя должно быть ближе к семидесяти. Охотник широко улыбается, обнимает за плечи другого старика. Второй… настоящий интеллектуал. Скуластое лицо с узким подбородком, поблескивающие очки, прячущиеся за линзами умные карие глаза, чисто выбрит, почти седые волосы зачесаны назад, обнажая обширные залысины. Фотограф явно «щелкнул» их неожиданно, когда они сидели за столом с двумя огоньками и рассматривали какой-то иллюстрированный журнал. Они обернулись на его зов, и он сделал фото. Обычное дружеское фото с надписью на обороте. Знакомый почерк Антипия.

«Я и Угрюмов. Мне семьдесят два. Ему восемьдесят девять».

Как-как?

Перевернув фото, я впился взглядом в лицо Угрюмого. На этот раз разглядел за улыбкой раздражение. Левая рука смазана — он поднимал ее к лицу. Хотел поправить чуть сползшие очки или же закрыть ладонью лицо? А затем рявкнуть на фотографа, чтобы не делал снимков без разрешения. И раздраженный рявк был бы понятен любому — его лицо! Как у девяностолетнего старца может быть такое молодое лицо? Это же бред! Какой бы здоровый образ жизни он не вел, попросту невозможно в девяносто лет выглядеть на тридцать лет моложе — а это тот максимум, что я бы ему дал. На вид Угрюмому не больше шестидесяти.

И ведь достаточно сравнить два лица — Антипия и Угрюмова, чтобы сразу озадачиться. Первый выглядит на свой возраст, даже чуть старше. А вот Угрюмов…

Убрав фото в книгу, я захлопнул фолиант, снова откинулся на спинку кресла и принялся массировать раненую ногу. В голове творился кавардак. Будто многоэтажка в пик землетрясения — все хлопают дверями, с криками бегут вниз из шатающегося здания, кто-то застрял и орет в лифте, в подъезде пробка из потных спутанных жильцов… Но на самом деле это не хаос, а наоборот — уже осмысленное упорядочивание всей известной мне на текущий момент информации.

Щелк. Щелк. Щелк…

И все сложилось в очень простую картину. В череду следующих одна за других ярких красочных картинок-воспоминаний.

Слишком сильные и слишком быстрые для своего возраста старики охранники, с легкостью таскающие медвежьи туши.

Цветущая странноватым здоровьем Милена, женщина сорока лет без малого, выглядящая лет на пятнадцать младше своего реального возраста.

Старик Угрюмов которому уже сто лет, если верить записям Антипия и который на неожиданном фото выглядит вовсе не дряхлым девяностолетним старцем.

И у всех этих личностей одна общая черта — все они являются жителями Замка.

— Твою мать — тихо произнес я, покачиваясь в кресле — Вот твою же так мать… да нет…

Чуть повернул голову и взглянул на торчащие из стен рычаги. Около двух из них как раз стояли монахи. Рычаги щелкнули и их тут же опустили вниз, продлевая тепло и свет в Холле.

Как там говорилось? Рычаги отбирают у сидельцев жизнь… по капле, по крохотной доли процента от их жизненной силы, что конвертируется неведомым иноземным способом в энергию дающую свет, тепло и даже электричество…

А вот что еще могут конвертироваться эти капли чужой жизни?

Или их можно употребить кому-то во благо безо всякой конвертации?

Вот ведь дерьмо…

Глава 5

Мои текущие планы остались неизменны.

Разведка. Внутренняя и внешняя. С краткими перерывами на отдых.

Позволив себе хорошо выспаться, пришел в Центр как раз к обеду и с аппетитом съел свой паек. За дополнительный талон получил стакан бульона и термос полный горячего чая. Коротко пообщался с выползшим в общее помещение Шерифом как всегда окруженным воркующими дамами. Шериф казался полностью довольным жизнью. Улыбчив, уверен в себе, раз за разом рассказывает о нашей схватке с тюремщиками. Ему можно — в тот день он действительно совершил почти невозможное. Без него я бы не хлебал бы сейчас наваристый супчик. За коротким разговором не нашел возможности незаметно спросить о револьвере. Вздохнул и попрощался. В следующий раз — хотя эти очаровательные барышни от него просто не отходят.

Хорошо одевшись, спустил снаряжение с хижины, перебросился парой слов со знакомыми стариками и вышел из Бункера. Уже привычно оценил погоду. Приемлемо. Где-то минус двадцать, ветра почти нет, сквозь частые просветы виднеется небо усыпанное точками летящих по кругу крестов. Вскоре замигали вспышки энергетических выстрелов. Столп принял на себя сотни ударов и рыкнул в ответ. Огненное облако взрыва. В туман провалился разваливающийся крест. Все как всегда. Ежедневная рутина здешнего бытия…

Опустив взгляд, я оглядел снег. Вот полузасыпанные следы стаи снежных червей. Тут прополз совсем недавно особо крупный червь толщиной в мое бедро. Есть ли у них пределы роста? Или все зависит только от количества еды?

Надев снегоступы, зашагал к одному из виднеющихся поодаль пригорков, осознанно двигаясь прочь от холма, на чьей вершине я лежал вчера. Не хочу быть предсказуемым. Каждый день меняю место лежки. Каждый день ухожу от Бункера все дальше. Каждый день вижу больше и понимаю больше.

Вскоре наткнулся на интересную находку — на девственно белом, нетронутом ни единым отпечатком снегу, лежала оторванная по локоть человеческая рука. Она даже не была присыпана снегом. На широком запястье уверенно тикали часы на кожаном ремешке. На безымянном пальце толстое золотое кольцо, на мизинце серебряный перстень. На костяшках пальцев буквы складывающие в слово «Боря». Оценив увиденное, задрал голову и оглядел небо. Учитывая отсутствие следов, оторванная рука могла упасть только сверху. Но откуда именно? От места кружения крестов далеко. Не мог же взрыв так далеко отбросить оторванную конечность?

Присев, снял часы и украшения, ссыпал в карман. Прикапывать руку не стал — смысла ноль. Очень скоро черви отыщут руку и сожрут. Или медведь набредет. Произнес пару подобающих случаю слов и пошел дальше, чувствуя себя немного глупо — тела то нет. Вдруг мужик еще жив? Если так — удачи тебе, Борис, где бы ты ни был.

Но нет… удача Борису больше не понадобится.

Труп без нижних конечностей, с вырванной грудной клеткой и глубоко пробитым животом, изломанный, искромсанный, встретился мне шагов через сорок. Узнал по оторванной по локоть левой руке. Лицо уцелело, искажено мукой. Шея неестественно изогнута. На теле остатки изорванной теплой одежды. Рядом пропитавшийся кровью объемистый рюкзак. И пара лыжных палок. На лбу очки. Возраст мужика крайне солидный. Глубокий старик. Это точно освободившийся узник. И снова вокруг ни единого следа — будто тело упало с неба.

Схватил рюкзак и лыжные палки, сорвал с шеи массивную серебряную цепь, подобрал выпавший из кармана портсигар, охлопал карманы, забрав все предметы, проверил под