Читать книгу - "Страшная сказка - Елена Арсеньева"

Да, все началось именно в середине января,Надежда очень хорошо это помнила. Тогда в квартиру Алима заявилась какая-тобаба, назвавшая себя женой покойного и предъявившая права на эту жилплощадь.Конечно, никаких прав она не имела, потому что шесть месяцев, отводимыеГражданским кодексом на заявление прав на наследство, истекли ровно три месяцаназад. И кто не успел, тот опоздал! Надежде, конечно, стоило некоторых усилийдоказать, что у нее есть все мыслимые и немыслимые основания получить в своюсобственность квартиру покойного сожителя Алима Минибаевича Абдрашитова, но ееправа были теперь закреплены самым что ни на есть законным образом. Другоедело, что, едва добившись своего, она пожала плечами: за каким чертом надо былоразбиваться в лепешку ради этой трехкомнатной «сталинки», пусть с высокимипотолками, но насквозь проржавевшими, гудящими трубами? В новом элитном доме,где Надежда год назад, еще при жизни Алима, купила себе квартиру, у нее были нетолько высокие потолки, но и личный бассейн, так что с трубами там все былоотлично! Надежда думала, что ее одолели такие же сентиментальные чувства, какнекогда – по отношению к квартире покойной Глебовны. Она так и не смогла найтисилы, чтобы продать эту двухкомнатную хрущевку, расстаться с ней, а поселилатам свою приходящую домработницу и кухарку Розу, сделав ремонт, но приказавсохранить в неприкосновенности всю обстановку, какая была при Глебовне. Розавтихомолку бесилась при виде трехстворчатого шифоньера и старого буфета сцветными потрескавшимися стеклами, ей тошно было спать на продавленном диване исидеть за круглым столом, столешница которого упорно кренилась в одну сторону,однако Надежда в знак уважения к памяти Глебовны ни копейки не брала с нее заквартиру – и Розе ничего не оставалось, как скрепя сердце эту самую памятьуважать.

Квартиру же Алима Надежда сразу, едва оформилана нее документы, сдала на два года, причем очень удачно, за хорошие деньги и сполной предоплатой. В Северо-Луцке в ту пору разразился очередной квартирныйкризис и жилье изрядно вздорожало. Видимо, сработала исконная крестьянскаяпривычка ничего своего (и не своего тоже) не упускать. Именно эта привычка ипомогла Анфисе-Надежде, этакому перекати-полю, в свое время крепко зацепиться вСеверо-Луцке, находившемся всего лишь в трех часах езды от Москвы, то естьпочти столичном городе! Именно эта привычка помогла ей не разнежиться подкрылышком Глебовны, которая, конечно, была баба добрая, но умом и житейскойхваткой не отличалась, а постигнуть: в этой жизни молодой, неопытной, неумелойдевчонке (ну что, строго говоря, она умела, кроме как сталкивать подружек с моста?)без поддержки крепкого мужчины ничего не достигнуть, будь ты хоть семи пядей волбу и расти у тебя ноги хоть из самих ушей. Эта привычка и помогла ейзахомутать Алима, да так, что у него и мыслей больше не было вырваться изНадюшиных цепких и умелых – о да, очень умелых ручек. Надежда не сомневалась,что заставила бы Алима жениться на ней, не будь он уже когда-то на ком-то тамженат. Впрочем, он не признавал, как истый мусульманин, развода как такового.Одна жена, две, три, семь – какая разница!

Да Надежде и без женитьбы было хорошо, она итак жила будто за каменной стеной, а в некоторых отношениях быть не женой дажеудобнее, чем официально оформлять брак: скажем, когда Алиму ударила моча вголову с этой Думой и ему пришлось избавиться от своего компрометирующегоимущества. Тогда-то он формально и передал все своей компаньонке НадеждеГуляевой, да и фактически перестал показываться и в «Сладкой ночке», и в«Улыбке Фортуны». Теперь там дневала и ночевала Надежда, и, следует сказать, ейэто чрезвычайно нравилось, особенно почтительность, которую к ней на каждомшагу проявляли. И если ходили разговоры, что, мол, Алиму Минибаевичу с еговосточной натурой скоро надоест оставаться на вторых ролях, то после его смертивсякая такая болтовня естественным образом прекратилась, и Надежда наконец-тоощутила себя настоящей Хозяйкой. В общем-то она никогда не сомневалась, чтожить в тени Алима ей рано или поздно крепко надоест и только его смерть даст ейвозможность развернуться. Тем более что за некоторые свои проказы и проделки онэтой смерти вполне заслуживал. Не следует думать, что постель его была усыпаналепестками роз и фиалок. Всю свою спину Надежда, фигурально выражаясь, изранилао шипы и колючки, а иногда вылезала из этой постели, чувствуя себя сущейсвиньей, выбравшейся из грязной, зловонной лужи, и ей казалось, что она никогдауже не отмоется. Честно говоря, она даже молилась о смерти Алима. Нет, куколсоломенных она больше не жгла, но пыталась договориться с тем черноглазым,который иногда хихикал из-за левого плечика… И он в конце концов помог, помог!

И вот теперь, когда в жизни Надежды наконец-товсе встало на свои места, когда все уладилось и наладилось, – в это самоевремя вдруг появляется какая-то нищая баба и начинает качать свои права!

По словам Симагина, дело обстояло следующимобразом. К тем братьям-азерам, которым госпожа Гуляева сдала полученную внаследство квартирку, нынче под вечер постучала какая-то потертая бабенка ивыразила шумное удивление, что это они, мол, делают на принадлежащей ей жилплощади?Кавказские братья, которые как раз ожидали прибытия заказанных блондинок, оченьнеобдуманно распахнули дверь, даже не заглянув в глазок, и теперь не знали, чтоделать и куда податься. В этом доме, где их все ненавидели как кавказцев ипрезирали как базарных торговцев, они вели себя тише воды ниже травы иостерегались нарушать общественный порядок. Даже оргии здесь проводились весьматихо и скромно, как говорится, под сурдинку, а уж услышать после одиннадцативечера доносящуюся из их квартиры музыку – это вообще было непостижимо! Никакихразборок, никакого шума и криков, чинные приветствия соседкам и предложенияпомочь донести тяжелую сумку. Словом, братцы немало потрудились на нивеукрепления межнациональных отношений и очень не хотели, чтобы какая-то очумелаятетка им все испортила.