Читать книгу - "По головам - Джордж МакМаннан"

г. Тамбов, июль 2008 года

Туман…

Какой-то странный туман непонимания и отчужденности накрыл его сознание, словно старался уберечь от чего-то. Существует в человеческом сознании некая форма «Туман», которая с одной стороны создаёт иллюзию забывчивости, а с другой – ещё больше обостряет память. И Разумовский сейчас пребывал именно в таком тумане.

После совещания у руководства Управления в голове Сергея Разумовского всё ещё лихорадочно кружились рваные мысли, въевшиеся в сознание, словно кофейное пятно на светлом пиджаке: не выведешь ничем. Как и все самые лучшие стиральные порошки и существующие в мире отбеливатели казались бессильными против кофейного пятна, так и алкоголь был бессилен против Серёгиных попыток «затереть» прошедшее совещание.

Даже любимая самбука отступала против силы человеческого мозга, вернее, его возможности запоминать особенно те события, которые вписывались в раздел «дерьмовые».

Порой Разумовский задумывался над вопросом: почему нельзя, как на системном блоке компьютера, нажать кнопку «reset» и экстренно перезагрузиться? Или того лучше – вообще выключиться только потому, что начинаешь «подвисать» от загружаемой в подкорку головного мозга, в этакий «жесткий диск» человеческой сущности, бредовой, никому не нужной информации вроде американского сериала «Отчаянные домохозяйки». И почему никто не придумал универсальной команды мгновенной зачистки человеческой памяти?

На глазах выступили слезы, он отодвинул в сторону перевернутый стакан с парами самбуки, которую мгновением назад, словно голодный до свежего воздуха, большим глотком вдохнул через коктейльную трубочку. Взяв со стола салфетку, он смахнул бежавшую по щеке слезу, оставляющую солоноватый след.

– Всё ещё наивно полагаешь, что сможешь избежать уготованной тебе участи? – спросил Серёгу сидевший напротив человек.

Разумовский поморщил лоб. Его карьера началась, как и сотни карьер выпускников Академии, с усвоения урока реальности: отрезвления. Подающий надежды молодой лейтенант через пять лет после выпуска превратился в своенравного капитана, переубедить которого мог лишь один человек – дядя Лёша.

Дядя Лёша – мужчина лет сорока с легкой проседью в волосах, человек уважаемый как среди коллег, так и уже ветеранов. Он всегда носил короткую стрижку, привычка со времен командировок в Чечню, которая открывала волевой лоб, испещренный морщинами. Всегда спокойные глаза прямо смотрели на собеседника, отчего у последнего, как правило, появлялась нервозность.

Дядя Лёша обладал поразительной чертой – его мягкий и журчащий голос не успокаивал, как вроде бы полагалось по логике вещей, а наоборот, нервировал и заставлял суетиться. Разумовский тоже попал под влияние этого голоса в далеком 1997 году во время простого собеседования…

«– … Вас зовут, – оперативный сотрудник выдержал легкую паузу, – Сергей?

Восемнадцатилетний паренёк, которого назвали Сергеем, кивнул.

– Разумовский, – лишь добавил он.

Его руки вспотели. Хотелось унять волнение, но почему-то не получалось.

– Зачем вы стремитесь в ФСБ? – спросили Сергея.

И вроде готовился он к этому вопросу, и сам вопрос был закономерен, но вот всё равно выбил из колеи. И не ожидал Разумовский, что прозвучит он так сразу, в самом начале. Сергей слегка напрягся, по спине пробежал холодок от растерянности и страха, оттого что мозг, застигнутый врасплох предполагаемым, но заданным в неожиданный момент вопросом, не нашелся с ответом. Замешательство было секундным, потом Разумовский взял себя в руки, что не ускользнуло от опытного взгляда бывалого опера.

– Ну, – протянул Сергей, дабы выиграть ещё немного времени.

– Я могу повторить вопрос, – спокойно сказал оперативник.

– Не надо, – моментально отреагировал Разумовский.

Оперативник что-то кратко пометил у себя в ежедневнике.

– Я слышал вопрос.

Повисла неприятная пауза. И, как показалось Сергею Разумовскому, она была неприятной только с его точки зрения, поскольку оперативный сотрудник, сидевший напротив, совершенно не переменился в лице. Такой же изучающий взгляд, слегка прищуренный и как будто даже гипнотизирующий, от которого становилось немного неуютно, такая же лёгкая улыбка на лице.

«Блин!» – выругался про себя Разумовский.

– Можно на чистоту? – спросил он.

Оперативник сделал очередную пометку в ежедневнике.

– Вы, наверное, всем задаете такой вопрос, – начал говорить Сергей, – это вроде проверки на «вшивость».

Он на секунду осекся, взгляд оперативника изменился, стал более пристально изучающий и словно ожидающий Серёжиного продолжения.

– Э-э-э, как бы я так думаю. Вы задаете каверзный вопрос, почти припирающий человека к стенке, – Разумовский сглотнул подступившую к горлу от волнения слюну, – и ждёте, что он ответит. Причём вас совершенно не интересует, что человек ответит, потому что, по сути, не существует правильных или неправильных ответов. Есть конкретный человек, который начинает что-то отвечать, и, как мне кажется, интересует вас именно его реакция. Это стресс для любого человека, попавшего в стены органов, вся история существования которых для абсолютного большинства граждан пронизана жуткой, не побоюсь даже сказать, мистической тайной и остается загадкой.