Читать книгу - "Искатель, 1996 №6 - Виктор Алексеевич Пронин"

тайную жизнь начальницы. Пафнутьев оказался прав — на столе стояла бутылка водки, два стаканчика, а на газетке мелковато, явно женской рукой был нарезан помидор, и хлеб был нарезан плохо, рвано как-то, и колбаса была нарезана просто отвратительно — крупноватыми несъедобными кусками. Что-то проступало в этой стыдливой пьянке недостойное тостов высоких и любвеобильных. Умильная, немного жалостливая от обилия помады улыбка начальницы на его глазах необратимо и страшновато превратилась в гримасу ненависти и недовольства. Милиционер, поняв, что пробил его час, гневно повернулся к Пафнутьеву вместе со стулом. Но Пафнутьев не дал ему возможности произнести ни слова.

— Безобразие! — пророкотал он и, взяв у стены стул, придвинул его к столу и сел. В упор посмотрел на начальницу, которую стоявшая на шухере женщина назвала Тамарой Леонидовной. — Администрация пьет! Милиция пьет! А прокуратура? Хуже? Чем для вас прокуратура хуже?

— Простите, — пролепетала подавленная таким напором начальница. — Может быть, вы…

— Пафнутьев Павел Николаевич. Начальник следственного отдела прокуратуры. Прошу любить и. жаловать!

— Очень приятно, — улыбнулась, наконец, начальница, показав красные от помады зубы.

— Слышал, — кивнул и милиционер, одергивая пиджак.

— Присоединяйтесь, — женщина молниеносно вынула из тумбочки третий стакан, не очень свежий — мимолетно отметил Пафнутьев как бы даже помимо своей воли.

— Спасибо, только что от стола, — отказался Пафнутьев, но его уже не слушали. Милиционер придвинул ему самый красный кусочек помидора, женщина плеснула в стакан водки, наполнив его почти наполовину. Неважная водка, — отметил про себя Пафнутьев, — но в смесц с финской, которой его угостил Овсов, авось, окажется и не столь смертельной, не столь. — Ну, что ж… Тогда за содружество трех ветвей власти! — брякнул Пафнутьев и даже сам удивился ловкости, с которой у него вырвались эти слова. Мастак ты, Паша, стал тосты толкать, не каждый за тобой угонится, не каждый.

Стаканы глухо звякнули, и все трое выпили. Может быть, водка отмоет помаду с ее зубов, — успел подумать Пафнутьев, но когда женщина выпила и улыбнулась, он убедился, что надежды его были напрасны — зубы у нее сделались еще краснее, теперь к ним прилипла еще кожица помидора.

— Значит, так, — сказал Пафнутьев, закусив колбасой, которую ему выделили случайные собутыльники. — Самохин. Меня интересует гражданин Самохин Михаил Михайлович.

— О, Боже! — простонала начальница. — Опять влип?

— Да.

— Что на этот раз?

— Вчера задержан возле универмага. Продавал девочку. А лицензии на право продажи при себе не имел.

— Как не имел? — ужаснулась начальница, имея в виду, что не бывает лицензий на подобную торговлю. Но Пафнутьев пожелал понять ее иначе.

— И меня удивило! Ни справки, ни лицензии… Кошмар какой-то! Что происходит в стране?!

— Наверное, в роддоме спер, — мрачно проговорил милиционер, из чего Пафнутьев заключил, что парень этот, красномордый и непритязательный, судя по невысокому качеству водки и вампирьим зубам начальницы, знает Самохина достаточно хорошо.

— А при чем тут роддом? — спросил Пафнутьев.

— Роддом у нас за забором… Вот Самохин и взялся по совместительству обслуживать. Он там больше пропадает, чем на основной работе. Вечно у них что-то ломается, ремонт требуется только срочный, терпеть они не могут, дети кричат, матери, естественно, матерятся… И спирт опять же у них бывает, и сестрички бегают по коридорам без присмотра… Вот Самохин там и ошивается. В мастерской не застанешь.

— И что… Можно вот так запросто спереть ребенка?

— Сами видите, — печально кивнула женщина и разлила остатки водки. Порывшись в тумбочке стола, она вынула еще один помидор, и милиционер тут же разрезал его ножом, сработанным из обломанного полотна.

— Будем живы! — поднял стакан милиционер.

— Не возражаю, — Пафнутьев чокнулся, выпил, помолчал, прислушиваясь к себе, к тому, как встретил его организм водку. Резких протестов он не услышал и потому с облегчением бросил в рот кусочек помидора. — А где его мастерская, этого Самохина?

— Вряд ли вы его застанете там.

— Хотя бы отмечусь!

— По этой улице двенадцатый дом, — сказала начальница неохотно. — В полуподвале. Кавардак у него там, но вы уж простите… Даже такого сантехника найти непросто… Да, а что с ребенком? — вспомнила она. — Ему удалось продать девочку?

— Удалось.

— И сколько же он запросил? — спросил милиционер, сдергивая с себя форменный галстук — становилось жарко, а уходить он не собирался.

— Три бутылки водки.

— Мог и больше запросить, ~ сказал милиционер раздумчиво, что-то прикинув про себя. — Но это надо на любителя нарваться, не каждый возьмет, покупатель нынче капризный пошел, переборчивый.

— Он нарвался, — успокоил его Пафнутьев, поднимаясь. — Спасибо, ребята, было очень вкусно. До скорой встречи! — произнес он обычные свои прощальные слова.

На улицу он вышел с облегчением. Весна продолжала набирать силу, ручьи радовали глаз солнечными бликами, в воздухе разливался запах теплой коры, оттаявшей земли, в прогретых дворах жгли костры из прошлогодней листвы, просохшего мусора. Запах дыма волновал и тревожил Пафнутьева, будто было ему лет двадцать, будто шел он глупый и влюбленный, раздвигая собой весенний воздух и улыбаясь встречным зажигалочкам, как когда-то называл он юных и дерзких.

Сам того не желая, продолжал Пафнутьев странный свой разговор с Шаландой. Жалким показался ему сегодня начальник милиции, беспомощным. Ни былого гонора, ни обидчивости, словно сам, по доброй воле он согласился терпеть все, что о нем скажут, подумают, как с ним поступят. Такое положение не могло продолжаться, что-то должно было произойти. Шаланду нельзя было унижать слишком долго, как бы его ни прижали обстоятельства. Никого нельзя унижать слишком долго, это просто опасно. Или же человек взорвется и разнесет все вокруг, или же что-то сотворит с собою.

Двенадцатый дом ничем не отличался от прочих на улице. Пять этажей, сложен из серых бетонных блоков, все этажи, кроме первого, украшены маленькими балкончиками, над которыми бестолковые жильцы соорудили козырьки и навесики, причем кто во что горазд — из железных листов, шифера, разноцветной ребристой пластмассы, из деревянных реек, металлических уголков, цементных труб.

В торце дома был сделан вход в полуподвал. Вниз вели разбитые, сглаженные ступеньки. Пафнутьев осторожно, стараясь не поскользнуться, спустился по льдистым, не оттаявшим еще выступам на залитую стекшей водой площадку. Дверь была обита ржавыми железными листами, причем обивали ее не впервые, и каждый раз поверх предыдущих листов. От этого дверь выглядела слегка припухшей. Поперек проходила мощная железная скоба, которая свободным своим концом надевалась на петлю. В петле болтался громадный амбарный замок.

Пафнутьев озадаченно потрогал его пальцем, поприкинул, что бы такое предпринять, но потревоженный замок вдруг открылся, под собственной тяжестью откинувшись в петле. Пафнутьеву ничего не оставалось, как снять скобу. Ручки на двери не было, открывали ее, видимо, просовывая пальцы в