Читать книгу - "Вор с Рутленд-плейс - Энн Перри"

У него ни на секунду не возникло опасения, что она может уклониться от разговора. Чувствовался в ней какой-то голод, что-то ищущее. И в то же время она не забыла, что он полицейский, и воспринимала его с презрительным превосходством.

— Разумеется, я понимаю ваше положение, инспектор… Питт? — Она села и расправила юбки белыми пальцами, которые гладили шелк так нежно, что он сам почти ощущал волнистую мягкость ткани, как будто та скользила прохладно по его коже.

— Спасибо, мэм. — Томас опустился в кресло через маленький столик от нее.

— Вы обязаны удостовериться, что не было совершено преступления, — заключила Амариллис. — И, естественно, это требует от вас выяснения правды. Хотела бы я быть вам более полезной. — Глаза ее не отрывались от его лица, и у него возникло ощущение, что она знает каждую его черточку, каждую тень. — Но, боюсь, я знаю ничтожно мало. — Она сдержанно улыбнулась. — Есть лишь впечатления, представлять которые как факты было бы не совсем честно.

— Понимаю. — Питт вдруг обнаружил, что ему трудно произносить слова по причине, которую он не мог бы сформулировать. Он попытался сосредоточиться на мысли о Мине и своих причинах присутствия здесь. — Однако, если бы кто-нибудь знал факты, они бы предотвратили трагедию? Подобные случаи происходят так неожиданно, и мы остаемся с загадками — и, возможно, при несправедливых мнениях — именно потому, что у нас есть лишь впечатления и понимание, которые приходят только потом. — Питт надеялся, что это не прозвучало нравоучительно, но он пытался следовать ее логике и таким образом убедить ее говорить. Он не сомневался, что в состоянии решить, чему верить, а что отбросить как не имеющее отношения к делу.

— Я не думала об этом в таком ключе. — Миссис Денбай смотрела прямо на него круглыми синими глазками. Такие же черты и выражение наверняка были у нее и в детстве, когда она бегала с косичками и в платьицах до колен: та же прямота, тот же смелый интерес, та же мягкость щек и шеи. — Разумеется, вы правы!

— Тогда, быть может, вы будете так любезны рассказать мне о своих впечатлениях? — предложил Питт, презирая самого себя. Он ненавидел все эти злые домыслы, которые поощрял сейчас и которые готовился слушать с жадностью сплетника, с наслаждением и смехом нашептывающего грязный слушок в не менее жадное до злых пересудов ухо.

Амариллис была слишком хитра, чтобы снова извиняться, — это подразумевало бы, что ей требуется повод. Устремив глаза на вазу с цветами на столе у стены, она заговорила:

— Конечно, Мина… то есть миссис Спенсер-Браун… была неравнодушна к мистеру Лагарду, о чем, полагаю, вам известно. — Она не посмотрела на инспектора, хотя соблазн был — Питт видел это по напрягшейся шее. — Я ни в коем случае не намекаю на что-то неприличное. Но всегда найдутся люди, которые превратно истолкуют даже самую невинную дружбу. Я пару раз задавалась вопросом, не мог ли кто-то неверно понять чувства Мины и не могло ли это стало причиной несчастья.

— Кто, например? — спросил Томас несколько удивленно. Ему не приходила в голову вероятность простого недопонимания, приведшего к ревности. Он думал лишь о неразделенной любви.

— Ну, полагаю, очевидный ответ — мистер Спенсер-Браун, — сказала миссис Денбай, посмотрев наконец на него. — Но, с другой стороны, правда не всегда очевидна, не так ли?

— Не всегда, — поспешно согласился Питт. — Но если не он, тогда кто?

Амариллис сделала глубокий вдох и как будто задумалась на несколько мгновений.

— Я, право, не знаю. — Она внезапно вскинула голову, как будто только что приняла какое-то решение. — Думаю, возможно… — Пауза. — Ну, какие-то другие люди? Я знаю, Иниго Чаррингтон одно время питал к Элоизе нежные чувства. Но она даже внимания на него не обращала. Не представляю почему. Приятный молодой человек, но для нее он как будто не существовал в этом смысле. Естественно, она была с ним достаточно обходительна, но и только.

— Не вижу, какое отношение это имеет к смерти миссис Спенсер-Браун, — честно признался он.

— Я тоже. — Она взирала на него своими широко открытыми голубыми глазами. — Полагаю, никакое. Я просто перебираю варианты, людей, которые могли когда-то сказать нечто такое, что привело к недоразумению. Я же говорила вам, инспектор, что ничего не знаю. Вы спросили о моих впечатлениях.

— И у вас сложилось впечатление, что миссис Спенсер-Браун пребывала в обычном расположении духа?

— О да. Если что-то и расстроило ее, то это, должно быть, произошло внезапно, без предупреждения. Быть может, она услышала что-то ужасное? — И вновь глаза ее округлились.

— Мистер Лагард говорит, она нисколько не была расстроена, когда уходила от них, — заметил Томас. — И, по словам слуг, сразу вернулась домой.

— Тогда, возможно, встретила кого-то на улице? Или по возвращении ее ждало письмо?

Письмо — это то, что не приходило Питту в голову. Нужно расспросить слуг, не было ли каких посланий. Может, Харрис додумался…

Скрывать ошибку было слишком поздно — Амброзина все увидела по его лицу и улыбнулась увереннее.

— Если она уничтожила письмо, что было бы вполне естественно, значит, нам содержания его никогда не узнать. И, быть может, так оно и лучше, не думаете?

— Нет, если это был шантаж, мэм, — возразил Питт. Он злился на себя и на нее — за то, что она подумала о том, о чем не подумал он, и за то, что это ее явно забавляло.

— Шантаж! — испуганно воскликнула Амариллис. — Какая ужасная мысль! Мне невыносимо думать, что вы правы. Бедная Мина! Бедная, бедная женщина. — Она глубоко вдохнула и крепче — так что костяшки побелели — сцепила пальцы на покрытых шелком коленях. — Но, полагаю, вам известно о таких делах больше, чем нам. Было бы ребячеством закрывать на это глаза. От правды не спрячешься, как ни пытайся, иначе мы избавлялись бы от всего неприятного, просто отказываясь на это смотреть. Вы должны быть терпимы к нам, инспектор, если мы смотрим на вещи не так охотно и быстро, как следовало бы. Мы привыкли к более легкой жизни, и чтобы приспособиться, нам нужно некоторое время. Быть может, даже усилие…

Питт понимал, что она права, и его здравый смысл аплодировал ей. Возможно, он был несправедлив в своем суждении. Предубеждения не ограничиваются привилегированными классами. Он по себе знал горькое послевкусие несправедливого мнения, выработанного завистью, страхом или потребностью логически объяснить ненависть.

— Конечно. — Инспектор поднялся. С него довольно. Она уже дала ему более чем достаточно пищи для размышлений. И он упомянул шантаж, скорее чтобы шокировать ее, а не потому, что и вправду допускал такую возможность. Теперь он вынужден это признать. — Мы пока не знаем, что на самом деле произошло, поэтому чем меньше будет об этом сказано, тем лучше. Возможно, имела место трагическая случайность.

Лицо ее оставалось спокойным, почти безмятежным, бело-розовое и по-девичьи гладкое.

— Надеюсь, инспектор. Что-то другое лишь еще сильнее всех огорчит. Всего доброго.