Читать книгу - "Секрет тик-так - Наталья Николаевна Александрова"

– Ты думаешь, для меня это имеет значение? – Лиза примирительно взяла его за рукав. – В конце концов, твой отец был вправе распорядиться своим имуществом, как он хочет.

– Да уж. – Михаил отвернулся.

– Я бы хотела взглянуть на эти часы… – сказала Лиза. – Все же дорогая для тебя вещь…

– Как-нибудь в другой раз, – растерялся Михаил, – сейчас не время…

– Они у тебя дома? – не отставала Лиза.

– Нет… там… в одном месте, в общем, сейчас я не могу их тебе показать… ты едешь со мной? – в раздражении вскричал он.

– Конечно, что же мне тут делать? – спокойно ответила она.

В холле встретила их тетя Шура.

– Миша! – зашептала она громко. – Христом-Богом прошу, отвези ты меня домой! Иначе этот привяжется, адвокатишка. Сил больше нет на него смотреть, боюсь, палкой стукну!

– Конечно! – Михаил рассмеялся. – За что вы его так не любите?

– После расскажу!

В машине Лиза сказала, что очень спешит, и Михаил согласился довезти ее до дома первую. Они простились довольно холодно, но Михаил так устал за сегодняшний день, что решил отложить примирение на завтра.

Тетя Шура жила в самом центре города на канале Грибоедова, однако вход был со двора.

– Машину здесь поставь, – распорядилась старуха, – а меня проводи, пятый этаж все-таки, без лифта.

Она открыла дверь своим ключом, тут же под ноги бросился полосатый помойный котище и нырнул в подвальное окошко.

– Это бывшая черная лестница! – проговорила Александра Савельевна, как бы извиняясь перед племянником за свои более чем скромные бытовые обстоятельства.

Лестница вполне соответствовала такому названию: темная, крутая, пропахшая кошками и подгорелыми щами. Вряд ли ее мыли последние десять лет.

Как ни странно, тетя Шура довольно бодро поднималась по ступенькам, так что помощь племянника вряд ли действительно была ей нужна.

– Это – бывшая квартира генерала от Инфантерии Щекочихина, – сообщила она, проходя мимо двери на третьем этаже. – Само собой, ее поделили на две части, лучшие комнаты – со стороны канала, и вход в них с парадной лестницы, а с черного хода – кухня, комната прислуги и прочее… но нам с тобой выше!

Наконец они поднялись на пятый этаж. Михаил чувствовал, что еще немного, и он задохнется, а тетка выглядела нисколько не уставшей, видимо, сказывалась ежедневная тренировка.

«Вот ведь старая гвардия! – завистливо подумал он. – Ничто их не берет!»

Тетя Шура отперла дверь и провела племянника внутрь квартиры.

Сперва они оказались в кухне – неожиданно просторной и со вкусом обставленной. Стены были увешаны красивыми синими тарелками, на видном месте красовались часы с кукушкой.

Пройдя коротким темным коридором, они попали в невеликую, но удивительно уютную комнату. Никакой слишком уж старинной антикварной мебели здесь не было – простые, добротные вещи середины прошлого века, широкий диван, круглый стол, над ним – низко повешенный розовый абажур. Возле стены стоял громоздкий дубовый буфет, в дальнем углу – пыльная этажерка, на ней стопки старых журналов, книг, а на самом верху – ночник в виде мраморной совы со светящимися изумрудными глазами.

– Чаю-то ты со мной выпьешь, – заявила тетя Шура не с вопросительной, а с утвердительной интонацией. – А то у этих-то какой чай – бурда зеленая! Да и остальное все… дрянь быстрого приготовления. Такое нормальному человеку подать к столу и в голову не придет! Перед гостями стыдно…

Она усадила племянника за стол, заявив, что принимать гостей на кухне никуда не годится, и неспешно уплыла на кухню.

Хотя двигалась она вроде бы медленно, однако не прошло и десяти минут, как стол был накрыт, посредине его красовались заварной чайник, накрытый цветастым стеганым петухом, и тарелка с домашними крендельками.

– Вот какой должен быть чай! – провозгласила тетя Шура, разливая в большие синие с золотом чашки горячий темно-красный напиток.

Чай был превосходен, крендельки с корицей буквально таяли во рту, и Михаил почувствовал себя как дома.

– Адвокат этот пристает ко мне, – сообщила Александра Савельевна без всякого предисловия. – Прямо проходу не дает! Все беспокоится, как у меня с завещанием… Я уж за версту его обхожу…

– С завещанием? – переспросил ее Михаил.

– Ну да… ты не подумай, никаких особых ценностей у меня нет, все что было, пропало в блокаду, но квартирка эта, хоть и небольшая, да со двора, да без лифта, все равно теперь денег стоит. Самый центр, понимаешь, «золотой треугольник», так вот они и забеспокоились… как бы в чужие руки квартирка-то не уплыла! А я-то уж по-своему распорядилась. – Старуха тихо засмеялась. – Соседке квартиру отписала, Лене. Помогает она мне очень, без нее тяжело было бы жить. Да и вообще человек хороший, а живет трудно… ну, надеюсь, ты тетку родне своей не выдашь? – покосилась она на племянника. – А то совсем они меня со свету сживут!

– Конечно, не выдам, тетя Шура! – улыбнулся Михаил. – Пусть это будет нашей маленькой тайной!

– То-то! – старуха подлила ему чаю. – Я в тебе и не сомневалась… ты ведь не такой, как они, сразу видно. Братья твои старшие – как пауки в банке, все время только и глядят, как бы друг друга укусить побольнее! А уж невестушек Бог послал… прямо машины снегоуборочные: все под себя гребут, все под себя… Да ведь и то сказать: какую жену человек заслуживает, ту и получает.

Она тяжело вздохнула и продолжила:

– Ты не такой. Поэтому хочу тебе одну вещь оставить. Ценности большой она не имеет, но для меня очень дорога…

Она тяжело встала из-за стола, пересекла комнату и сняла с этажерки огромный альбом в малиновой бархатной обложке, с металлическими застежками.

– Альбом наш семейный, – пояснила она, подавая племяннику тяжелый том. – Вся наша семейная история с географией… если старшим отдать, невестушки долго думать не будут, на второй день в мусоропровод снесут… хотя, пожалуй, в мусоропровод-то он и не влезет, велик больно! Так что пришлось бы им до помойки тащиться… но ты не такой, ты этот альбом сохранишь, правда?

– Не сомневайтесь, тетя Шура! – подтвердил Михаил, устраивая альбом у себя на коленях и расстегивая замочек.

На первых страницах он увидел плотные, хорошо сохранившиеся дореволюционные фотографии с печатью известного фотографа, на которых красивые дамы в кисейных платьях стояли под руку с солидными импозантными господами в твердых, будто металлических, мундирах и фраках с белыми галстуками.

– Это прадед мой, – показала тетя Шура на усатого офицера. – А это его брат, профессор… а вот мои дед с бабкой… твои, значит, прапрадедушка и прапрабабушка…

Прадед, солидный, полноватый мужчина с окладистой бородой, был одет во фрак, через жилет свисала массивная часовая цепочка.

– А кем он был? – поинтересовался Михаил.

– Ювелир, свой магазин у него был на Большой Морской…

На следующей фотографии была снята семья летом на даче. Дамы в белых платьях и широких шляпах с лентами, мужчины в парусиновых костюмах и соломенных шляпах-канотье, мальчик в матросском костюмчике с сачком для бабочек, большая белая собака…

Под фотографией была подпись «Разлукино, 1891 год».

Тетя Шура перевернула страницу.

Здесь фотографии были попроще, да и сохранились они куда хуже – выцвели, пожелтели, местами потрескались. На них были запечатлены люди совсем другого сорта – спортивные, чуть ли не наголо выбритые мужчины довоенного советского покроя, в рубашках с отложным воротником, женщины с короткими комсомольскими стрижками, некоторые в косынках…

– Это отец мой, – показала тетя Шура на одного из этих бравых спортсменов, – Савелий Михайлович. Посадили его по делу промпартии… так и не вышел. Ну, да это дело давнее.

Дальше на небольшой любительской фотографии сидели в песочнице два одинаково стриженных ребенка в майках и сатиновых трусах.

– Это мы с братом, – рассмеялась тетя Шура, – узнай, где я?

– Да как тут узнаешь, – Михаил развел руками, – когда