Читать книгу - "Беда по вызову - Ольга Степнова"

А я — идеальный работник. Денег не требую, только жилье и доступ к машине, которую Ильич отвратительно водит.

— Зайди! — крикнул в окно Ильич. Он сидел один в кабинете, с несчастным лицом. Ильич — человек без «особых» примет. Средний вес, рост, возраст, а лицо с третьего раза не запомнишь.

— Как ты мог так опозориться?

— Я ж не знал. Думал, новенький.

— …ть, — шеф был самозабвенный матершинник.

— Я тут машину разбил, — заинтересовался я его упражнениями.

— …ть. Ты ж вчера только за руль сел…ц!

— Сделаю, лучше новой будет. Какая-то дура зад помяла, когда на светофоре стоял.

— Деньги стряс?

— Ей самой бы кто помог. Сам сделаю, только краску куплю.

— Иди, рыцарь…ый.

Я и ушел. Купил два пакета геркулеса на ужин. Для меня в еде главное не качество, а количество.

Но этот чертов денек не кончился. Еще саднила щека от пореза опасной бритвой, как по пути из магазина, пролезая в заборную щель на территорию школы, я застрял. Вчера не застревал, позавчера не застревал, просто не ленился перепрыгивать. А сегодня вдруг польстился на широкое расстояние между прутьями. И вот сижу как Винни-Пух в норе у Кролика. Втянул живот — без успеха. Рубашку жалко, порвется, а она одна, из прошлой жизни. Я посидел, задумавшись. Ладно, черт с ними, соберут с родаков еще и на новый забор. Раздвинул руками толстые прутья и пошел к сараю. Но и это еще было не все. В кустах что-то шуршало и похрипывало. Пришлось заглянуть. В большом полиэтиленовом мешке, наглухо завязанном, трепыхался щенок. Это детки со шприцами развлекаются. Кажется, у него уже конвульсии. Я развязал мешок, щен похрипел еще немного и задышал ровнее. Будешь Арон, если выживешь. Бог войны. Взяв его под мышку, я зашагал к сараю.

Дома щен забился под лежанку. Он был абсолютно белый, крошечный, непонятной породы, с измученным лицом. Его присутствие наполнило мою каморку каким-то живым пульсом, пусть с обидой и болью. У меня тоже «мешок» на голове, и трудно бывает дышать от обиды. И здесь я не по своей воле. Ты маленький и беззащитный, а я громадный и сильный как слон. Но обстоятельства могут быть сильнее самых сильных. Только все равно надо бороться, поэтому дыши сильнее, и лопай кашу. Я поставил на плиту кастрюлю с водой. В школьной столовой я разжился нехитрой посудой, а учитель рисования Татьяна Николаевна щедро отвалила мне из дома два ватных одеяла. Одно я кинул Рону, но он предпочел темный угол под лежанкой. Посмотрим, как ты насчет «хорошо пожрать». Геркулес сварился, и я поставил плоскую металлическую чашку на пол. Щен выполз и начал жадно хлебать еще горячую жижу. Будешь жить, обиженный. И еще поймаешь своих обидчиков за трусливые задницы.

В маленькое окошко поскреблись. Вот и десерт. Интересно, пирог или тортик, русичка или трудовичка? Я открыл дверь и увидел Татьяну, чьи одеяла скрасили мои одинокие ночи. Татьяна женщина скромная: косметикой не пользуется, декольте не носит. У нее большой нос и выразительные темные, грустные глаза. Она живет рядом со школой, конечно, без мужа и с девочкой-подростком, которая учится в нашей школе. Девочка способностями не блещет, а у Татьяны нет денег подкармливать школьные «ремонты», поэтому она за мизерные деньги преподает рисование в младших классах. Иначе ребенку пришлось бы ездить на двух автобусах в школу района «Щ». Мне с Татьяной легко, она свою заботу обо мне маскирует вполне дружескими чувствами, называет по имени-отчеству, хотя старше лет на десять. Ей явно катит сороковник, и уж точно она не готова считать этот возраст своим расцветом.

— Петр Петрович, я тут испекла… — она держала на тарелке вполне аппетитный кусок пирога. — С рыбой. По-моему, прилично получилось.

Каюсь, есть в моем здоровом теле один изъян. Не могу равнодушно смотреть на еду, особенно на пироги. Женское население это мигом просекло, и теперь по вечерам я без зазрения совести объедаю своих малобюджетных поклонниц. Самое большее, что могу сделать — это отказаться от ужина у них дома (не дай бог, еще и свечи припасли), но когда мне под нос суют тарелку с пахнущей выпечкой… Каким-то чудом они не разу еще не пересеклись у дверей моего сарая и это меня очень устраивает.

— Спасибо. Не откажусь. — К двери на запах пирога подковылял Рон, присел и сделал большую лужу.

— Ой, собачка!

— Да вот, обзавелся, — разговор опасно затянулся.

— Ну, ладно, на здоровье, — она уже стала выходить, но вдруг остановилась. — Да, я вот тут у машины нашла, когда вы приехали, думала, может ваше… — Она протянула белый прямоугольник. Еще немного и придется пригласить ее на чай.

— Если у машины, то мое, — гостеприимно заулыбался я, забирая листок и вытесняя даму за дверь.

Это оказалась визитка, простенькая, беленькая, без тиснения и логотипов. Но то, что на ней было, стоило всего: Еженедельник «Криминальный Сибирск». Отдел криминальной хроники. ЭЛЛА ТЯГНИБЕДА. И телефон.

Понятно, выйдя из машины, я снял бейсболку, и то, что сунула туда эта длинная дура, вывалилось. Интересно, за какую такую книгу она должна получить гонорар? Наверное, за детектив. И наверняка — иронический. Сейчас все бабы строчат детективы и обязательно иронические.

* * *

Женщины — тоже не мое хобби. Я больше люблю машины. С ними проще. На дороге, за рулем, или в гараже, разбирая машину любой степени убитости, я чувствую себя увереннее и спокойнее, чем в отношениях даже с легкодоступной женщиной. Эти существа для меня непонятны. Чего им надо? Если денег, то почему лезут в душу, когда опустошаешь кошелек? Если душу, то почему всегда начинает не хватать содержимого кошелька? А если того и другого, то почему все равно мало? Даже самый сложный механизм проще, чем самые примитивные человеческие чувства и отношения. Я больше люблю машины.

Два месяца назад, жарким июльским утром я ходил вокруг в хлам разбитого «паджерика» с тяжелой, ноющей головой и думал сколько же заломить чудом выжившему хозяину за ремонт машины. Итак, кузовной, стойки, электрика, ходовая… легче новую купить. Стойки, электрика, ходовая…

Вчера, мы с моим напарником Мишей Гоготом сильно перебрали. Мы не только напарники, но и совладельцы небольшого автосервиса. Нас не связывают утомительные отношения начальника и подчиненного, поэтому мы работаем и отдыхаем вместе. Раз в неделю, в субботу, мы ходим в пивбар и снимаем там напряжение рабочей недели. Кроме нас на станции работают еще четыре человека, но в воскресенье у них выходной, а мы с Мишей работаем то ли от жадности, то ли по привычке. Поэтому самый тяжелый день для нас не понедельник, а воскресенье. Вчера, закончив пивную часть программы традиционным «пиво без водки — деньги на ветер!», мы переместились в близлежащее кафе. Мы пели революционные песни, пока секьюрити не попросили нас вести себя потише. Мишка заявил, что не может петь тихо песни наших отцов, и зачем-то грохнул салатницу об пол. «Оливье» разлетелся почти по всей территории маленького зала. Большие парни заломили тщедушному Мишке руки, но тут на сцену вышел я, раздвинул охранников, один из которых все-таки успел достать мой глаз. Мишка выпал из их сильных объятий и уснул на полу. Я заплакал, потому что мне стало жаль салат. Нас потащили к выходу, где у дверей я отдал парням всю наличность, взяв с них обещание купить веник «хотя бы минимальный» для нужд клиентов, роняющих еду на пол.