Читать книгу - "Домой по рекам крови - Сергей Зверев"

Денис поначалу ничего не понял, бабку в кухню затащил и все, что та знала, у старухи выведал, и выпроводил, заверив, что все сделает в лучшем виде. Траву забрал, закинул коробку с глаз долой подальше на антресоли и на следующий день повел мать к врачу. Не бюджетному задерганному начальством и отчетами онкологу, а к дорогому специалисту, холеному, уверенному в себе мужику под полтинник, просидел с ними весь прием, выпроводил мать в коридор и в лоб у врача спросил: сколько? Тот несколько раз черкнул на листке, показал Денису цифры.

— Это операция, это лекарства, это лечение и консультации. Время пока есть, месяца два, но не больше, потом будет поздно. Запущенный случай, надо было раньше обращаться.

Говорил, а сам при этом с сожалением и любопытством одновременно посмотрел на Дениса, пока тот, старательно держа себя в руках, изучал столбик из цифр и последнюю, итоговую. Внушительную до того, что по всему выходило — придется продавать квартиру, просторную светлую трешку, что отец, главный инженер завода, аккурат перед развалом страны получил. Продать, и после этого идти на все четыре стороны, ибо жить им с матерью будет негде, впрочем, нет — можно обосноваться в сарайчике на садовом участке, что именуется вовсе ему неподходящим словом: дача. Зато сарайчик двухэтажный, и печка имеется, и денег, оставшихся от продажи квартиры, на новую крышу должно хватить…

Денис этот вариант с ходу отринул, запретил себе о нем даже думать, потолковал с врачом и договорился о рассрочке. Первую часть мать внесла из своих сбережений, и на следующий же день легла в больницу, вторую Денис поклялся, что достанет через две недели. Подумал так и этак, и решился продать гараж, тоже часть отцовского наследства, кирпичный, просторный — две машины запросто войдут — с ямой и подвалом. В подвале, правда, поселилась плесень, но общей картины она не портила, и Денис рассчитывал получить за гараж хорошие деньги, что и указал в объявлении, оплаченном и исправно напечатанном местной рекламной газетой неделю назад. И ни жалости, ни ностальгии, ни других прочих приличных случаю чувств он не испытывал — гараж в отличие от квартиры было не жалко. Во-первых, располагался он неудобно, на другом конце города, а во-вторых, была еще причина, личная, роковая почти, да что там почти, по этой причине он три года вдали от дома и провел, сначала в колонии под Нижним, потом в Мордовии. Погаными были и причина, и следствие, до того погаными, что вспоминать не хотелось, а если и доводилось, то аж в затылке начинало ныть от ярости и жуткой, нелюдской какой-то несправедливости, и предательства заодно. И хоть гараж в этом был лишь косвенно виновен, но Денис даже обрадовался возможности от него избавиться, да и мать не возражала, что снимало множество вопросов. И покупатель нашелся довольно быстро, хоть и место было неудобное, позарился, видать, на размеры. По телефону не торговался, пожелал посетить объект недвижимости сегодня, в одиннадцать утра, а сейчас уже почти половина, а ходу до Воробьевки еще минут пятнадцать, а тут… Сначала машина, потом переезд, потом эта… Курица в капюшоне.

— Одиночество… ненавижу одиночество… — гнусаво твердила она, — никто не звонит… ходишь, как тень по земле, и никому ты не нужен… на свете так много людей, почему же я испытываю одиночество?

— Чего? Чего ты испытываешь? А ну на меня посмотри? Башку подними, тебе говорят! — последние слова Денис крикнул девчонке на ухо. Снова накатила злость вкупе с предчувствием, нехорошим, понятное дело, и было еще кое-что: он сделал что-то не то, вмешался грубо, влез не в свое дело, помешал, оказался лишним. И потерял время, много времени, до встречи оставалось меньше получаса, а он все никак не мог уйти, ждал чего-то, и дождался.

А девчонка на снегу сжалась уж вовсе в комок, наверху грохотали и гудели поезда, летела снежная пыль, мимо шли люди, и кто просто косо, а кто с усмешкой посматривали на парочку. «Назгул» не обращал на них внимания и упорно гнул свое:

— Иногда мне кажется, что я исчезла вот так вот, посреди улицы… так сложно жить в одиночестве, — ныла она, раскачиваясь на одном месте.

— Одиночество, говоришь? — Денис боролся с желанием расколотить этой крашеной дуре ее безмозглую башку о ближайший столб. А та, решив, что нашла наконец родственную душу, пожаловалась, подняв зареванную раскрашенную мордашку:

— Да, одиночество… Вот вопрос, заводящий меня в тупик… помогите… Эта тема меня бесит! Но я постоянно за нее цепляюсь… Кстати, у всех челочка направо, а у меня налево… опять я не такая, как все… Зачем вы меня спасли, зачем? — Девчонка явно собиралась возобновить истерику.

— Так ты сюда пришла с жизнью расстаться? А почему именно здесь, если не секрет? — Денис на всякий случай убрал руки за спину. Злость прошла, появился кураж, голова стала легкой и пустой, как после бокала шампанского. Дура, какая же она дура, боже мой, вот свалилась на его голову, могла бы стать героиней «фильма» — зря он того парня с мобильником обломал. Анна Каренина хренова… Гормональная буря, челочка… Твою мать. «Сколько ж можно. Где я так нагрешил?..» — крутилось у него в голове.

— Я ждала товарный поезд, чтобы гарантированно, — самоотверженно выдала идиотка, — у него скорость под двести, я хотела наверняка… — и захлюпала носом.

— Ах, вот оно что, — остановил ее Денис. — Я тебя понял. Молодец, верное решение. А я, дурак, поторопился. Предупреждать надо. Челочка, говоришь, не такая? У тебя и голова сейчас на другую сторону будет, выбирай — направо или налево. Или не так — один товарняк ушел, но мы с тобой другого дождемся, они тут часто ходят. Пошли, — Денис дернул девицу за капюшон, поволок за собой вверх по насыпи. — Я тебе помогу. Так помогу, что тебя километров на пять по рельсам растащит, башку без зубов и глаз в канаве какой-нибудь найдут, руки-ноги и все остальное по фрагментам в пакетик подберут. В маленький такой пакетик, в черненький, и папе с мамой отдадут, как суповой набор. Стоять, овца, куда собралась? Назад, дура, мы еще не пришли! — Денис швырнул истеричку на мерзлый щебень. Девчонка скулила, пыталась орать, она поползла назад, но Денис дернул ее за капюшон так, что ткань треснула и показались клочки подкладки. Они были уже почти на месте, сверху грянул гудок тепловоза, легко и весело загрохотали по рельсам пустые вагоны, их мотало по сторонам, вдоль рельсов стлалась поземка.

Денис на мгновение ослабил хватку, и этого оказалось достаточно. Девица попалась сообразительная, этих секунд ей хватило, чтобы скатиться вниз и удрать куда подальше, бросив своего спасителя.

— Иди отсюда, идиотка! — рявкнул Денис ей вслед, посмотрел на часы и побежал к тропинке, что вела к заветной Воробьевке. К кривой тропинке, небезопасной в любое время дня и ночи по причине наличия по обеим ее сторонам подозрительного вида как заброшенных, так и обитаемых строений, одноэтажных в основном, где проживали и бомжи с ближайшего вокзала, и стаи бездомных собак, и прочий темный элемент, которому терять уже почти и нечего.

Бежал так, что стало жарко, Денис на ходу сорвал шапку, затолкал ее в карман и наддал еще. Поминутно смотрел на часы, и когда понял, что не успевает, сбавил скорость, пошел быстрым шагом. Теперь беги не беги, все одно опоздал, покупатель ждать не будет, предложение, судя по той же местной газетке, в разы превышает спрос, так что можно не торопиться. Точно в ответ на эти мысли в кармане запиликал мобильник, на экране показался ряд цифр. Покупатель собственной персоной, говорит лениво, но в голосе чувствуется недовольство и равнодушие заодно.