Читать книгу - "Любовница смерти - Борис Акунин"

Она прибыла в Город Грез тихим сиреневым вечером

Всё было продумано заранее, до мелочей.

Сойдя с иркутского поезда на перрон Рязанского вокзала, Машаполминутки постояла, зажмурившись и вдыхая запах Москвы — цветочный, мазутный,бубличный. После открыла глаза и громко, на весь перрон, продекламировалачетверостишье, сочиненное третьего дня, при пересечении границы между Азией иЕвропой.

Обломком кораблекрушенья

В пучины вспененную пасть

Без слов, без слез, без сожаленья

Упасть, взлететь и вновь упасть!

На звонкоголосую барышню с толстой косой через плечозаоглядывались — кто с любопытством, кто неодобрительно, один купчишка дажепокрутил пальцем у виска. В общем, первую в Машиной жизни публичную акцию,пускай совсем крохотную, можно было счесть удавшейся. Погодите, то ли ещебудет.

Поступок был символичным, с него начинался отсчет новойэпохи, рискованной и раскованной.

Уезжала-то тихо, безо всякой публичности. Оставила папенькес маменькой на столе в гостиной длинное-предлинное письмо. Постараласьобъяснить и про новый век, и про невозможность иркутского прозябания, и пропоэзию. Все листки слезами закапала, да только разве они поймут! Случись такоееще месяц назад, до дня рождения, побежали бы в полицию — возвращать беглуюдочку насильно. А теперь извините — Марья Ивановна Миронова достигласовершеннолетия и может устраивать жизнь по собственному разумению. Инаследством своим, доставшимся от тетки, тоже вольна распоряжаться, какзаблагорассудится. Капитал невеликий, всего пятьсот рублей, но на полгодахватит, даже при знаменитой московской дороговизне, а загадывать на большийсрок пошло и бескрыло.

Назвала извозчику отель «Элизиум», о котором слышала еще вИркутске и уже тогда пленилась текучим, как серебристая ртуть, названием.

Пока ехала в коляске, всё оглядывалась на большие каменныедома, на вывески и отчаянно боялась. Огромный город, целый мильон жителей, и ниодному из них, ни одному, нет дела до Маши Мироновой.

Погоди, пригрозила она Городу, ты меня еще узнаешь. Язаставлю тебя восхищаться и негодовать, а твоей любви мне не нужно. И даже еслиты раздавишь меня своими каменными челюстями, всё равно. Обратной дороги нет.

Хотела себя ободрить, а сама только еще пуще оробела.

И совсем уж сникла, когда вошла в сияющий электричествомбронзово-хрустальный вестибюль «Элизиума». Позорно записалась в регистрационнойкниге «Марьей Мироновой, обер-офицерской дочерью», хотя задумано было назватьсякаким-нибудь особенным именем: «Аннабеллой Грэй» или просто «Коломбиной».

Ничего, Коломбиной она станет с завтрашнего дня, когдапревратится из серого провинциального мотылька в яркокрылую бабочку. Зато нумербыл снят самый дорогой, с видом на реку и Кремль. И пускай ночь в этой раззолоченнойбонбоньерке обойдется в целых пятнадцать рублей! То, что здесь произойдет, онабудет вспоминать до конца своих дней. А завтра можно найти жилье попроще.Непременно в мансарде или даже на чердаке, чтобы никто не шаркал над головойвойлочными туфлями, и пусть сверху только крыша, по которой скользят грациозныекошки, а выше лишь черное небо и равнодушные звезды.

Насмотревшись в окно на Кремль и распаковав чемоданы, Машасела за стол, раскрыла тетрадочку в сафьяновом переплете. Немного подумала, покусываякарандаш. Стала писать.