Читать книгу - "Первая пуля - последняя пуля - Алексей Макеев"

Он не видел того, как обладатель отталкивающей бульдожьей внешности, мгновенно утратив интерес к недавним собеседникам, распахнул полы своего кожаного плаща, обнажая два зажатых в руках мини-автомата «узи», и, крутнувшись на месте, открыл встречный огонь по пассажирам «шестерки», тут же сразив наповал невооруженного водителя. Разлетелось хлипкое боковое стекло, но один из нападавших уже выскользнул из салона, кувыркнувшись на жестком асфальте. С заднего сиденья захлебывался в безудержной истерике «стечкин», но разглядеть того, в чьих руках он находился, не представлялось возможным. Не видел Ружаков и того, как из джипа, словно черти из табакерки, выскочили еще двое крепких широкоплечих ребят с оружием на изготовку. Один из них оказался слева от невысокого напарника «бульдога», другой справа, и все трое синхронно открыли огонь.

Кулак из своего укрытия мог только слышать, но доносившиеся до него звуки были однообразными и типичными для подобных разборок на трассе. Одиночные пистолетные хлопки на фоне автоматных очередей.

«Что же это за дерьмо такое?» Ружаков переместился еще дальше, не желая стать мишенью ни для шальной, ни для направленной точно в его в сторону пули, и привалился к осевшему на бок заднему крылу «Опеля». «Ствола» у него не было, и, следовательно, Ружаков ничего не мог противопоставить хорошо оснащенному различным оружием противнику.

– Мочи их! – заорал кто-то из ведущих активные боевые действия на дороге. – Твари! В капусту их всех!..

Канонада не смолкала, свидетельствуя о том, что стороны весьма эффективно держат оборону, не позволяя противнику получить преимущество. До Кулака донесся сдавленный стон раненого. Может, последний стон расстающегося с жизнью человека. Ружаков покосился в сторону Расписного. Вернее, в сторону его безжизненного тела.

«У Вити должен быть «ствол», – мелькнула в сознании шальная мысль. Попробовать добраться до него? Тогда и у него, Кулака, появится реальная возможность внести свою лепту в развернувшиеся на трассе события. Но, с другой стороны, тело Расписного находилось на открытом пространстве. Сколько времени отнимет у него поиск оружия? Да есть ли оно вообще? Расписной вполне мог держать его и в бардачке «Опеля». Хотя, когда Кулак лазил туда за пивом, ничего подобного на глаза ему не попалось.

Риск был велик. А разделить печальную участь приятеля Ружакову совсем не улыбалось. Не для того он так долго ждал свободы, чтобы скоропостижно закончить свою неудачную жизнь на обочине загородного шоссе с простреленной навылет грудью или головой, как Витя. Тогда каков выход? Бежать?

От мысли вернуться в салон «Опеля» Кулак отказался сразу – там он будет еще более доступной мишенью. Да и на автомобиле с пробитыми задними скатами далеко не уедешь.

Ружаков слегка приподнялся и, скрываясь за корпусом «Опеля», попытался окинуть взглядом место сражения. «Бульдог» в черном плаще переместился уже к задней части изрешеченного пулями джипа, где, припав на одно колено, подобно киношным героям дешевых голливудских боевиков, вел беспорядочный огонь с двух рук. Из его подельников в живых к настоящему моменту осталось только двое. Невысокий крепыш, которого Ружаков уже имел честь лицезреть прежде, и еще один его товарищ по оружию, грозно выставивший прямо перед собой на вытянутых руках скорострельный «ПСС». Защитой от неприятельского огня этим двоим служила открытая дверца «Ниссана». Рядом, всего в каком-то шаге от них, истекая кровью, бился в предсмертных конвульсиях их приятель. Его длинные ноги, обутые в светло-коричневые ботинки, сучили по асфальту с характерной периодичностью.

Справедливости ради Ружаков вынужден был отметить, что и другая сторона понесла ощутимые потери. Проще говоря, тот тип, чья пуля едва не поставила жирную точку в жизни самого Кулака в первые мгновения только еще наметившейся перестрелки, был уже трупом. Он лежал лицом вниз, и только редкие порывы ветра то и дело колыхали светлую густую шевелюру на затылке. Скрюченные пальцы мертвой хваткой сдавили рифленую рукоятку пистолета, но оружие уже не представляло ни для кого опасности.

Зато единственный оставшийся в живых пассажир старенькой «шестерки» вел себя поистине героически. Его «стечкин» умолкал ровно на столько, чтобы успеть перезарядиться, и снова заливался истеричным лаем. «Братки» под предводительством «бульдога» не могли достать его своими выстрелами, но и он «шпарил» уже не на поражение, а скорее для острастки. Положение становилось патовым, пассажир «шестерки» понимал это и сейчас просто отчаянно боролся за собственную жизнь.

Кулак знал, сколько он будет отбиваться, – пока не кончатся запасные обоймы к автоматическому пистолету. Тогда все и завершится. И тогда «бульдог» с бригадой вспомнят и о нем. Возможно, эта обойма и есть последняя? Ружаков решил не дожидаться того момента, когда выяснится этот вопрос.

Единственный путь к спасению лежал для него через лесопосадки. Он вполне успеет пересечь открытое пространство и скрыться в багряной осенней листве деревьев. Заметить этот маневр можно было со стороны «шестерки». С «Ниссана» его не будет видно. Во всяком случае, Кулак на это очень рассчитывал.

И он рванул. Встал на ноги и, не разгибаясь, побежал в выбранном направлении. Ружаков чувствовал, как по его спине, вдоль позвоночника, потекла струйка холодного пота. Мускулы напряглись, ожидая, что в любую минуту в тело вонзится роковая пуля. Но Ружаков не оглядывался. Усилием воли он заставил себя не оглядываться. Расстояние между ним и посадками сокращалось. Кулак мысленно считал шаги до спасительной лесопосадки, отгоняя дурные мысли.

«Стечкин» смолк, когда Ружаков последним неимоверным усилием бросил тело вперед и почувствовал, как одна из сухих веток больно стегнула его по лицу. Он инстинктивно прикрыл щеку ладонью. Его пальцы тут же увлажнились и стали липкими от крови. Но сейчас это было не главное. А главное было то, что он все же успел скрыться! Смешаться со спасительной листвой…

Но успокаиваться было рано, поскольку в любую минуту о нем могли вспомнить. И Ружаков бросился вперед с удвоенной силой. У дороги еще какое-то время стрекотали «узи» «бульдога», но минуту спустя смокли и они. Воцарившаяся тишина буквально оглушила Ружакова. Он дважды спотыкался и падал, касаясь носом опавшей листвы, перемешанной с грязью. Рубашка превратилась в жалкие лохмотья, а две верхние пуговицы оторвались.

Кулака бил легкий озноб, но он был уверен, что это не от пережитого напряжения, а от холода. Что же касается легкого опьянения, которое он испытал в автомобиле приятеля, то от него давно не осталось и следа.

Лесопосадки кончились, и Ружаков вышел на открытое пространство. Впереди, на расстоянии двух-трех километров, виднелись другие заросли – еще гуще, а значит, и надежнее. Так, во всяком случае, казалось Ружакову. Солнце катилось за горизонт, окрашивая серые дождливые тучи в светло-багровые тона. День близился к завершению.

Кулак на минуту остановился, восстанавливая сбившееся дыхание. За шесть лет организм отвык от подобных перегрузок. Во рту все пересохло, и Ружаков беспомощно облизывал потрескавшиеся губы. Пораненная веткой щека продолжала кровоточить.