Читать книгу - "Отпечаток вины - Дмитрий Одиссеев"

не пространство для жизни, а пустая раковина, в которой не было ни звуков, ни эмоций. Голоса Марии и её мужа Петра звучали приглушённо, словно издалека, не доставая до меня. Я чувствовал себя, как в стеклянной банке, где никто не мог понять, что происходит внутри. Я проводил часы, сидя на полу возле окна, глядя на то, что осталось от моего дома. Это пепелище странным образом не теряло своей формы. Даже спустя несколько дней после пожара мне казалось, что я могу различить знакомые очертания – угол комнаты, где стоял шкаф отца, или место, где мать всегда ставила корзину с клубникой летом. Но всё это было обманом. Всё исчезло. Иногда Мария ставила передо мной тарелку с горячим супом или кусок хлеба, пытаясь заставить меня есть. Я отводил взгляд, не произнося ни слова. Это, похоже, расстраивало её, но она не настаивала. Вместо этого она просто садилась рядом, молча, словно не хотела нарушать хрупкую тишину, которая поселилась в моей голове. На третью ночь я снова проснулся от кошмаров. Лицо того человека в капюшоне появлялось передо мной каждый раз, как только я закрывал глаза. Оно было размытым, его черты словно утекали, как вода на стекле. Но ощущение его присутствия было пугающе реальным. Проснувшись, я тяжело дышал и глотал воздух, как будто выныривал из глубин. Темнота комнаты давила, а тиканье старых настенных часов казалось грохотом в ночной тишине. «Почему они?» – это был единственный вопрос, который постоянно звучал в моей голове. Почему именно мои родители? Почему именно наш дом? И самое главное – почему никто, кроме меня, похоже, не хотел узнать ответы? Соседи продолжали шептаться о несчастном случае, пожимая плечами, но никто не задавал тех вопросов, которые терзали меня. Дни превратились в недели. Я начал ходить по улицам нашего городка, но не в поисках утешения. Моя цель была иной. Я заходил к соседям, говорил с теми, кто что-либо мог видеть или слышать в ту ночь. Это было нелегко, ведь они смотрели на меня с жалостью, словно на ребёнка, который не мог принять правду. «Ты ведь ещё ребёнок», – говорила мне старуха, жившая через дорогу. «Что ты можешь изменить?» Но я не мог остановиться. Я расспрашивал касательно любого подозрительного человека, любой странности, случившейся в те дни. Большинство из тех, кто отвечал мне, лишь качали головой: «Пётр, это был просто пожар», – говорили они. Но один человек, местный кузнец по имени Григорий, сказал мне странную вещь, которая зацепилась в моей памяти. – В ту ночь я видел кое-что, мальчик, – начал он, оглядевшись, словно боялся, что кто-то его подслушает. – Кто-то был на улице. Высокий, в капюшоне. Он ушёл вниз по дороге, и я подумал, что это просто путник. Но знаешь, странное было в нём – он шёл спокойно, будто всё вокруг его не касалось. Даже когда пламя загорелось, он не остановился ни на миг. Эти слова пронзили меня, как клинок. Григорий не придал этому значения, но я знал – это был он. Тот самый человек, который унёс мои воспоминания о семье. Этот фрагмент стал для меня основой. Я снова и снова прокручивал его в голове, словно он был частью загадки, которую нужно было решить. Травма не отпускала меня. Я оставался в тени этого события долгие годы, но именно это стало причиной моего решения: не ждать, пока кто-то найдёт ответы за меня. Через несколько лет после пожара я принял решение, которое определило мою жизнь. Я отправлюсь искать правду. Даже если она окажется болезненной. Так началась моя подготовка. Шёпот, доносящийся из глубин моей памяти, стал моим постоянным спутником. Каждый день он напоминал мне о том, что осталось позади. Огонь, уничтоживший мой дом, давно потух, но пепел тех событий продолжал осыпаться на мою душу. Годы в доме Ивановых проходили в тени этой трагедии, но они же научили меня принимать одиночество как часть себя. Мария и её муж, Пётр, были добры ко мне. Они никогда не жаловались на моё молчание, на мой уход в себя. Они пытались дать мне дом, которого у меня больше не было, но мои мысли всё время блуждали в прошлом. Каждый день я возвращался к воспоминаниям о той ночи, пытаясь соединить разрозненные фрагменты в целостную картину. Кто этот человек в капюшоне? Почему он пришёл именно к нам? Как он мог оставить меня с этим вечным чувством пустоты? Когда мне исполнилось четырнадцать, Пётр стал всё чаще брать меня с собой в кузницу. Там я учился работать руками, набираться силы, вкладывать энергию в создание чего-то нового. Но даже в эти моменты я не мог отвлечься от своего внутреннего вопроса – как найти того человека? Однажды, обжигаясь о горячее железо, я понял, что уже не просто хочу узнать правду, а обязан её найти. Это стало чем-то большим, чем личной болью. Это было дело принципа, вызов судьбе. Однажды вечером, когда солнце за горизонтом уже окрасило небо в оранжево-красные тона, я сидел у окна, читая старую потрёпанную книгу, найденную в доме Ивановых. Это был сборник историй об известных сыщиках, таких как знаменитый Гвидо фон Лоэнштайн, расследующий сложнейшие дела. В каждой истории я находил отклик. Эти детективы, как и я, боролись с неизвестностью, шли наперекор обстоятельствам, чтобы найти ответы.

– Ты совсем ушёл в свои книги, – услышал я голос Петра. Он вошёл в комнату, смахивая с рук следы угольной пыли. Его взгляд был проницательным, но добрым. – Что ты там нашёл? Я поднял голову и на мгновение задумался. Вопросы вертелись у меня на языке, но мне было сложно их сформулировать.

– Ты думаешь, это поможет? – тихо спросил он, словно угадывая мои мысли. – Книги, планы, мечты… Ты ведь всё ещё хочешь узнать, что случилось?

Его вопрос застал меня врасплох. Я не ожидал, что он так прямо заговорит об этом. Но я кивнул. Да, я всё ещё хотел этого. Хотел больше, чем что-либо в своей жизни.

– Тогда тебе нужно знать, – сказал он серьёзным тоном, опускаясь на стул напротив меня, – это не будет просто. Люди вокруг – не герои из твоих рассказов. Они эгоистичны, боязливы и думают только о своём. Ты можешь искать, задавать вопросы, но ты должен быть готов к тому, что ответы тебе не всегда понравятся. Я смотрел на него, вбирая каждое его слово. Это было предупреждение. Я знал это. Но вместе с тем это было первое признание, что моя цель была не напрасной.