Читать книгу - "Легенда о трех мартышках - Дарья Донцова"

– Никогда не заводи романа с Пузиковым, –жестко сказала она. – Поверь, он неприятный человек!

– Опять! – всплеснула я руками. – Фимахороший! И он мой друг! С какой стати ты на него взъелась?

Бабушка ткнула пальцем в сторону стола.

– Мне очень не понравилась эта коробка!

Я хотела было раскричаться, но, вспомнив опочтенном возрасте Афанасии, подавила раздражение и сказала:

– Бусенька, мы просто приятели! Я люблю совсемдругого мужчину!

– Вот и хорошо, – с явным облегчениемвоскликнула Фася.

Более мы не обсуждали Пузикова, я так и непоняла, по какой причине моя очень толерантная к окружающим бабуля на дух невыносила Ефима. Он изо всех сил старался ей понравиться, и, конечно же, внешнеАфанасия не выказывала ему своего отношения, она была слишком воспитана длятого, чтобы фыркать человеку в лицо. Полагаю, Пузиков считал, что Фася, как ивсе вокруг, его любит, но я понимала: интеллигентно ему улыбаясь, в душебабушка терпеть его не может.

Букет из роз завял, конфеты я съела, а вжестяную коробку из-под них стала прятать пуговицы. Кстати, коробка жива,хранится в шкафу до сих пор, и я по-прежнему держу в ней всякие мелочи.

После окончания института мы с Ефимом непотеряли связи друг с другом и пару раз в месяц непременно созваниваемся.Естественно, поздравляем друг друга с праздниками, Фима по сию пору оченьвнимателен, он и теперь ухитряется преподносить мне совершенно невероятныебукеты, например, на Новый год я получила от него цветочную композицию в видесобаки. Понимаете, почему, услышав от незнакомого Водоносова фамилию «Пузиков»,я моментально соединилась с другом и без обиняков спросила:

– Ты знаком с Сергеем Петровичем?

– Очень редкое сочетание имени и отчества, –тут же съязвил Фима. – Думаю, мне поможет фамилия.

– Водоносов, – быстро сказала я. – Он велелмне тебе позвонить.

– Серега?

– Так ты его знаешь?

– Конечно, причем очень давно, а что?

– Странная ситуация, – я ввела Пузикова в курсдела, – представляешь, Водоносов предложил мне встречу…

Ефим внимательно выслушал меня и слюбопытством поинтересовался:

– А что ты знаешь о своей матери?

– Практически ничего, она умерла, когда я быламладенцем.

– Вообще ничего не помнишь? – удивилсяприятель.

– Иногда мне снится странное помещение, –протянула я, – то ли коридор, то ли пеналообразная комната, в ней нету мебели,посередине стоит женщина в сером халате, я понимаю, что это мама, и начинаюрыдать. Но, скорей всего, это игра воображения, дама очень высокая, головой подпотолок.

– Может, просто ты была совсем крохотная, –предположил Фима. – Чем меньше ребенок, тем более монументальными кажутся емувзрослые.

– Наверное, ты прав, – согласилась я, – нобольше о своей матери мне ничего не известно.

– А Афанасия Константиновна что рассказывала?

– Ничего. Сообщила лишь, что мои родителипропали в горах. Они увлекались альпинизмом и погибли во время летнего спуска.

– И это все?

– Да, – вздохнула я, – никаких подробностей иникаких воспоминаний.

– Ну хоть фотографии она тебе показывала?

– В нашем доме не было снимков родителей, –нехотя признала я, – только мои детские: праздники в садике, съемки в школе.Когда я была крохой, в нашей комнате случился пожар, загорелся утюг. Афанасиясама потушила огонь, обошлась без пожарных, но пламя успело уничтожить альбом сфотографиями. Ни один снимок моих родителей не сохранился. Бабушка старательноскрывала прошлое, похоже, ей не хотелось, чтобы я знала правду о матери,которая жила с мужчиной без штампа в паспорте.

– Слушай, это так странно, – воскликнул Фима,– прости за замечание, но мы взрослые люди, поэтому, думаю, я не нанесу тебетравму. В юности я спрашивал у тебя про родителей, ни разу не услышал в ответничего внятного и сообразил: тебе неприятны эти разговоры. Один раз я проявилбестактность и попытался вызнать что-нибудь у Афанасии. Она на меня такпосмотрела, что я прирос ногами к полу.

– Да уж, бабуля могла без слов любого на местопоставить, – усмехнулась я, – со мной она тоже не откровенничала. На всевопросы Фася обтекаемо говорила: «Ты лишилась и матери, и отца очень рано,надеюсь, мне удастся вырастить тебя без комплекса сироты». Фася обещаларассказать подробности о родителях, когда я стану старше, но скончалась, так ине раскрыв рта. Я долго не могла понять, почему она скрывала от меня правду.Впрочем, она не сообщила и о том, что имела родную сестру Анастасию, попрозвищу Стюра-катафалк.[1]

– Красиво звучит, – не сдержался от колкостиЕфим.

– Стюра похоронила нескольких мужей, но не оней речь! Один раз я попыталась суммировать крохи сведений, полученных отбабули, и поняла: мои родители не состояли в официальном браке. Предполагаю,что отец, узнав о беременности матери, попросту сбежал, а она от стрессатронулась умом и попала в психиатрическую клинику.

– Ой-ой-ой, – запричитал Фима, – совсемнекрасивая история!

– Бабушка не хотела, чтобы малышка жила смыслью о том, что ее мать сумасшедшая, – продолжала я, не обращая внимания нареакцию Пузикова. – После кончины дочери она поменяла квартиру, переехала вкоммуналку на улице Кирова, нынешней Мясницкой, потом мы еще пару разперебирались с места на место. Когда мне пришла пора получать паспорт, вмилиции потребовали свидетельство о рождении. Бабушка вручила мне книжечкузеленого цвета, вернее, бумажку, напоминавшую сберкнижки прежнего образца. Итогда я узнала, что мою маму звали Елена Ивановна Васильева, а отца ИванПетрович Васильев. Думаю, Фася каким-то образом упросила сотрудницу загса пойтина должностное преступление, вероятно, дала взятку, и вместо прочерка в метрикеу меня появился отец Иван Петрович Васильев. Афанасия боялась выраститьзакомплексованного ребенка.

– Чушь, – воскликнул Фима. – Эка беда!Родилась вне брака! Да таких детей миллионы!