Читать книгу - "Бойфренд для няни - Ирина Андросова"

— Хотя бы Мамин-Сибиряк у вас есть?

— В каком смысле? — встрепенулась я.

— В смысле сборника «Аленкины сказки» или «Лес не школа, а всему учит», — терпеливо пояснил пацан. — Или, может, на память изложение по «Серой шейке» написать сможете? Про козу и алгебру я так, на всякий случай спросил. Пусть Лизка и Светик сами за себя отдуваются. Главное, чтобы вы за меня уроки делали — ведь это я вас нанимаю на работу.

— Минуточку, кто такие Светик и Лизка? Мне сказали, что будет одна девочка — первоклашка.

— Именно, — важно кивнув головой, согласился со мной собеседник. — Первоклашка у нас одна — Светик. А мы с Лизкой взрослые. Лиза в восьмом классе учится, а я в третий перешел.

— А родители ваши где? — ошарашенно спросила я, уяснив из всего вышесказанного, что у парня имеются две сестры, но ни слова не услышав о папе с мамой.

Не удостоив меня ответом, парень кинул задумчивый взгляд на дуршлаг в сушильном шкафу, что-то прикинул в уме и бойко произнес:

— От вас требуется изложение страницы на две, можно в черновом варианте, все равно своим почерком придется переписывать.

Я затравленно оглянулась на дверь и снова спросила:

— Из взрослых кто-нибудь дома есть?

В этот момент я в первый, но далеко не в последний раз пожалела о своем визите в жилой комплекс «Яуза». Мне бы подняться со стула, откланяться и уйти, сославшись на неотложные дела. И жила бы я себе спокойненько, так никогда и не узнав, что этот самый мальчишка с чистыми глазами ребенка и въедливым умом патологоанатома бесследно исчезнет и никто, даже родная мать, не озаботится его поисками. А все обрушится на меня, няню Риту Цуцик, двадцатипятилетнюю дурочку, которая просто ненавидит приключения.

Но я продолжала сидеть на стуле и жалобно смотреть на своего нанимателя. И, словно отвечая на мой вопрос, в прихожей звякнули ключи, и в глубине квартиры раздался грозный бабий крик:

— Здрассьти, кого не видела! Ромка, ты книжки сложил, как мы вчера договаривались?

Мальчишка деловито закусил губу и полез в одну из своих торб. Порылся в ней и выудил потрепанную желтую брошюру, на обложке которой синело название: «Конвенция ООН о правах ребенка». Раскрыв законодательный акт на заложенной ручкой странице, Ромка принял независимую позу и с вызовом уставился на кухонную дверь.

Ждал он не долго. Створка двери поползла в сторону, и в образовавшуюся щель просунулась гладко зачесанная старушечья голова с седеньким пучком на затылке. Заглянуть к нам старушка заглянула, но сказать ничего не успела. Не дав ей и рта раскрыть, мальчишка зачастил:

— Баб Зина, слушайте и запоминайте! Статья тридцать вторая конвенции о правах ребенка гласит, что все дети имеют право на защиту от выполнения работы, которая может представлять опасность для их здоровья!

— Это какую же опасность представляет для тебя разборка книг? — оторопела баба Зина.

— Вы что, сами не понимаете? — презрительно оттопырил губу Ромка. — Завалит меня ими, неужели не ясно? Вон, на полках сколько книг набросано, целые горы, а мне всегда везет, как утопленнику.

— Ну-у, зануда, затянул шарманку, — пробормотала старушка. — А чего ты не в школе?

— Экскурсия у нас была. В Пушкинский музей. Пораньше отпустили.

Баба Зина с сомнением покачала головой и только тут заметила, что мальчишка на кухне не один. При виде меня добрые морщинки на лице старой женщины расползлись в стороны, губы растянулись в улыбке, и баб Зина приветливо спросила:

— Нянька, что ль?

— Нянечка, — закивала головой я. — Для Светы.

— Не для Светы — для всех троих, — тут же поправила меня пожилая женщина.

Вот уж дудки! Мне в агентстве говорили только про девочку младшего школьного возраста. А про других детей не ставили в известность! Так что нечего навешивать на меня еще двух охламонов.

— Я пришла смотреть за Светой, — твердо повторила я.

— Как же, за Светой, размечталась! — ехидно заметила баба Зина, открывая дверь пошире и закатываясь на кухню целиком.

Круглая фигура ее напоминала мяч, поэтому старушка не ходила, а катилась, как волшебный клубок по лесной дорожке.

— Еще неизвестно, кому нянька нужнее, — обстоятельно рассуждала она, споласкивая руки в кухонной раковине. — Светику, Роману или Лизавете. У них тут настоящий сумасшедший дом. Трое детей без присмотра. Чудят — кто во что горазд. А я тоже разорваться не могу, я только за уборку отвечаю, а нянчится мне с ними недосуг. Свои внуки дома дожидаются. А с этой командой так вымотаешься, что еле до дома доползаешь. Все няньки от них сбежали. Никаких, говорят, денег не надо. Здоровье дороже.

Слушая бабу Зину, я поймала себя на мысли, что все про этих детей поняла. Должно быть, Кашкины сироты, и их опекает троюродная иногородняя тетка, которая не имеет физической возможности часто навещать племянников. Вот она и наняла сердобольную бабу Зину за символическую плату, чтоб та готовила и убирала.

— А государство что же, сирот без поддержки оставило? — недоверчиво спросила я.

Баба Зина выкатила на меня круглые глаза и удивленно произнесла:

— Какие ж они сироты? Отец их, конечно, никудышний, но пока еще живой. С фольклорными концертами колесит по России. Да и мать имеется. Идем, покажу, где она обитает, а заодно и расскажу, как за ней ухаживать.

Следуя по коридору за переваливающейся утицей домработницей, я слушала ее пространные объяснения и рисовала в уме картины одна страшнее другой.

— Ты, девка, хотя бы раз в день не забывай ее кормить, — поучала меня баба Зина. — А лучше будет, если покормишь два раза. Все ж таки жалко, живой человек.

Прикованная к кровати женщина тут же всплыла перед моим мысленным взором, и мне в который раз за эти десять минут безумно захотелось убраться восвояси.

— А уколы ей надо делать? Или из больницы кто приходит? — стараясь скрыть тревогу в голосе, полюбопытствовала я.

Я до обморока боюсь крови и про себя решила — если понадобятся уколы — ни за какие деньги не буду работать! Лучше уж сразу сбегу. Придумаю что угодно, только не заставляйте меня никого колоть! Я уже открыла рот, чтобы откланяться, но старушка бойко перекрестилась, пожелала мне типун на язык и, стукнув костяшкой пальца в дверной косяк, распахнула дверь самой дальней комнаты. Я заглянула в помещение, оказавшееся кабинетом, и поняла всю абсурдность своего предположения. За компьютерным столом сидела бодрая женщина лет тридцати с небольшим. Широкие брюки и просторная размахайка индийского фасона делали мать Кашкиных похожей на хиппи, какими их показывают в хронике Вудстокского фестиваля. Хипповатая мамаша держала во рту карандаш и вдохновенно что-то выстукивала тонкими пальцами на клавиатуре компьютера.

— Нинок, это я, Зинаида, — прокричала, как глухой, моя провожатая.