Читать книгу - "Коллекция королевы - Ан Ци"

— Слушай, это где рыба была вкусная?

— Ну, да. Постой, я тебе оду сочиняю:

Лиза, Элизабет, Бетти и Бетик, Самая рыжая кошка на свете…

— А дальше не получается.

— Да я уже и не рыжая!

— Твоя правда. И это чертовски жаль.

— Я тебе сейчас помогу, — Лиза высунула язык и продекламировала:

Кошка, которая мышек не мучит,

А целый День анатомию учит.

— Нет, брат, это глагольная рифма. Не пойдёт. Лучше я:

Кошка, которая станет врачом,

Ну, и естественно, мышь не причём

— Опять не годится! Мышь, как лабораторный объект как раз…

— Ох, ты мне так совсем шутку засушишь, — защищался отец, глядя на голубую шкурку последнего письма

— Посмотри, как красиво, словно мозаика, — заметила Лиза, увидев, как солнце, струящееся сквозь абажур настольной лампы «Тиффани», сквозь его цветные стёкла, разделённые причудливыми металлическими ободками, расцветило бумагу яркими пятнами тёмнокрасных, фиолетовых, зелёных и жёлтых неправильных овалов.

— И еще жучок!

Действительно, откуда ни возьмись, выползшая в этот мартовский День божья коровка двигалась по письму наискосок снизу вверх. Вот она проползла ещё немного, попытавшись раскрыть свои плотные оранжевые надкрылья, и замерла.

Синенькое это с кантом письмо Кирилл оставил себе напоследок. Так, от кого бы? Адреса отправителя на конверте не было. Почерк незнакомый. Да Бисер в последнее время со своими больше по телефону общался, а если по делу, то электронной почтой или факс посылал. Это, впрочем, со знакомыми. А нет — секретарша отправляла письма прямо на фирму.

Ладно, чего я жду? Всё равно придётся открыть. С неожиданным раздражением подумал Кирилл. Он ещё минуту помедлил, затем, сам себе удивляясь, положил бережно в футляр заветный ножик и вынул из кармана другой — складной швейцарский с белым крестиком на красной блестящей ручке.

Из разрезанного конверта сначала выпал пустой листок, разлинованный словно в средней школе. Божья коровка недовольно расправила оранжевые надкрылья и улетела. Бисер перевернул страничку. На обратной стороне он увидел одно единственное слово. Крупными буквами латинским шрифтом на ней было выведено «REMEMBER».

Кирилл сделал судорожный глоток и вытащил на свет божий всё содержимое конверта.

ПИСЬМО

«Итак, я пишу тебе, старичина Ирбис, а когда ты это читаешь, меня уже нет. Ох и охота мне сейчас взглянуть на твою усатую рожу! Сложное ощущение, браток? С одной стороны, клёво, что я, наконец, провалился в тартарары. Давно пора — заслужил, и сам старался, гнобил себя и других, как мог. С другой же — нехорошо как-то, неспортивно радоваться, если кто-то в ящик сыграл.

И у меня сложное чувство. Некому больше писать. Некому поручить. А за тобой, ты знаешь, должок.

Ну вот, с интродукцией покончено. Перехожу к делу. Только скажу тебе напоследок, что чёртовы эскулапы обнаружили у меня некую хреновину с сердцем. Они твёрдо сказали, что мои ходики будут тикать ещё месяцев восемь. Если без сюрпризов. Я, когда всю историю задумал, об этом знал. Да, забыл. Ещё ведь и пить-курить запретили. Ну, а уж это — дудки! Ладно, я отвлёкся. Теперь ты слушай внимательно, потому что я тебе завещаю! Да. И впрямь — завещаю, а как иначе?

Сына моего Петьку — найди! Найдешь в дерьме, так вытащи из дерьма! Куда скажу — отвези и то, что я ему оставил, отдай!

Сделай, как я сказал. Иначе жди нас «оттуда» вместе. Я у бесов отпрошусь. И её возьму. Мы с тобой оба точно знаем — она за мной куда угодно уйдёт. Из рая или из пекла? Что мы все заслужили?

Ох, прости балбеса! Я не хотел. Я болен, желчен и страшно одинок. Я, знаешь, тебе другое письмо написал и оставил у ребят. Запомни: я передал «по цепочке». Понял меня? Передал по цепочке. Начал, где раньше. Прощай. Поставь за меня свечку за упокой, что ли.

Пан, который пропал.»

— Папа, — услышал Кирилл словно издалека. — Папка, ты что? Ох пап, скажи что-нибудь — мне страшно! Господи, да ты… У тебя руки дрожат, ну пожалуйста, ну не молчи только! Да что же там в этом проклятом письме? С бабушкой что-нибудь?

Девушка теребила отца, от волнения никак не попадавшего в карман куртки, чтобы сунуть туда листочки. А он всё не мог собраться с силами.

— Погоди, Лиз. Ничего. Вернее… Это ко мне. То есть… Словом, знаешь, девочка, есть же вещи… Здесь говорят: «Das ist ganz personlich. Privatsphare…»1

Добавил он машинально по-немецки и вдруг почувствовал невыносимую фальшь ситуации. Словно ножом по стеклу. Н-е-е-т, это он должен по-русски! Что же, он и скажет. Скажет, конечно… Но не сейчас. Надо её всё-таки успокоить, а то она…

— А — Лиза? Что?

— Паап! У нас же с тобой всё не как у людей. У нас лучше! Мы с тобой всегда вместе, правда? Ведь правда? Ты, если не хочешь, потом расскажешь…

Она, раскрасневшаяся от волнения так, что уж и веснушек стало не видно, ласково угнездилась рядом с Кириллом и щекотала своими ресницами его щёку, дёргала тихонько его за правый ус, ну разве что не мурлыкала, не забывая, впрочем, время от времени тревожно заглядывать в глаза отца, и даже щупая ему для порядка пульс.

Кирилл Игнатьевич Бисер закрыл глаза, потом вздохнул и Лиза, не веря своим ушам, услышала:

Мы себя не выбирали.

Я — себя не выбирал!

Пели, ссорились, играли,

Ты любила — я страдал.

Ты — меня не выбирала!

Я пропал…

Нет, это позже. А сначала вот что:

Съели вместе суп с котом.

Он и ты, второй и третий.

Нас полно на этом свете:

Я сначала — ты потом…

— Суп с котом? — улыбаясь, спросила Лиза. Ну, значит пронесло.

— Бетик, а Бетик? — уже совершенно взяв себя в руки, сказал отец. — Делаем так. Срочно! Немедленно! Едем в Тироль. Можно прямо сейчас. Нет, лучше завтра. И там… Там я расскажу тебе историю. Сядем с тобой у огня, чтобы снег за окном, глубокий снег! Чтоб горы вокруг и ущелья.

Он запнулся, нахмурился, но затем коротко вздохнул и закончил, медленно и раздельно произнося каждое слово

— Я тебе… расскажу.

Глава 3

Бурый бок старого вулкана, круто поднимавшийся из моря, огибало шоссе-серпантин. По нему тарахтели время от времени набитые до отказа небольшие местные автобусы, двигались легковые машины, часто слегка потрёпанные на невозможных здешних поворотах. Большинство отелей уже было закрыто — осень!