Читать книгу - "Золотые эполеты, пули из свинца - Сергей Зверев"

– Позвольте представиться вам, сударыня, – продолжал меж тем ее оппонент, – поручик Лейб-гвардии гусарского Его Величества полка, князь Сергей Михайлович Голицын. А вот этот офицер, любезно согласившийся принять пари, – прапорщик 5-го гусарского гвардейского Александрийского полка Николай Степанович Гумилев. Храбрец, известный русский поэт и путешественник. Приходилось слышать о таком? Ага, по вашим прекрасным глазам вижу, что приходилось. Скажу вам по секрету: среди гусар поэт – не такая уж редкость!

Тут Сергей Голицын был совершенно прав: достаточно вспомнить, что Михаил Юрьевич Лермонтов в двадцать лет был корнетом Лейб-гвардии гусарского полка. Александр Полежаев, поэт и бунтовщик, тоже служил в гусарах.

Николай Гумилев сдержанно поклонился.

Да, издавна, со времен легендарного Дениса Давыдова – поэта и партизана, друга великого Пушкина, в гусарском кругу царил веселый и лихой дух вольного офицерского братства с его отчаянной бесшабашностью, бравирующим презрением к опасностям и пренебрежительным отношением ко всяческой казенщине. «Гусар гусару брат!» – это были не просто слова. Впрочем, к троим уланским офицерам поручик Голицын и прапорщик Гумилев тоже относились как к своим боевым братьям-кавалеристам, тем более что Николая Гумилева перевели в гусары из полка, где служили эти трое, всего лишь месяц тому назад.

– Я так понял, что корнета Алексея Ланского вам представлять нет необходимости? – продолжил поручик Голицын. – Услышал, на стенке сидючи, как вы, сударыня, с Алешей здоровались…

– Так точно, господин поручик! – кивнул молоденький уланский корнет, опередив вконец засмущавшуюся девушку. – Мы с очаровательной Натали в некотором смысле родственники… Правда, очень дальние.

– Позвольте поинтересоваться, сударыня, кого мы имели честь повстречать? – спросил Сергей Голицын, представив дальней родственнице корнета Ланского двоих штаб-ротмистров.

– Наталья Вяземская. Возможно, я была слишком резка, но… Поручик, ваш поступок свидетельствует о вашей храбрости, отваге… – Девушка с трудом подбирала слова и была чудо как хороша в своем смущении. Легкий ветерок с залива донес до ноздрей Сергея Голицына нежный и тревожный аромат «Violet– te de Parme», дорогих парижских духов. – Поступок соответствует вашим понятиям о чести, не так ли? Но… Какое отношение он имеет к патриотизму?

– Бог мой, но при чем тут патриотизм, скажите на милость? – несколько растерянно отозвался поручик. – Честь – честью, патриотизм – патриотизмом. Одно другому не помеха!

– Вы так полагаете? – Наталья ответила вопросом на вопрос, а затем с некоторым пафосом в голосе закончила: – Была бы у меня возможность, я бы доказала вам, что такое настоящий патриотизм!

«Лучше не надо! – мысленно усмехнулся Сергей. – Это просто превосходно, что возможности такой у вас, мадемуазель, не просматривается. Бодливой корове, как известно, Бог рогов не дает. Знаю я, чем заканчивается демонстрация настоящего патриотизма такими вот пылкими натурами с горящим взором. Убежит на фронт, и, пока ее поймаешь да спасешь, семь пар казенных сапог стопчешь. Но до чего же она хороша! Амазонка, дикая орхидея…»

Голицын действительно знал, «чем это заканчивается». Владимирский крест Сергей получил по личному рескрипту императора Николая II именно за спасение самовольно сбежавшего на турецкий фронт и угодившего в плен юного великого князя Николая…

Разговор о патриотизме увял сам собой: Вяземская не была расположена к продолжению спора. Алексей Ланский помог Наталье оседлать гнедую кобылку, и вот уже прелестная всадница в красном платье скрылась из глаз господ офицеров, которые отправились к двум извозчичьим пролеткам, поджидавшим молодых людей около Никольской церкви. Пора было возвращаться в Петроград, чтобы отметить победу Голицына в «Бродячей собаке».