Читать книгу - "Охотник - Эндрю Мэйн"

Вот и сейчас я наблюдаю за собственной жизнью, как за растущей и спадающей цифровой последовательностью на экране моего компьютера при поиске корреляции.

Детектив Гленн, тот, что был у мотеля, сидит напротив. Мы просто разговариваем. Мы оба избегаем очевидных вопросов вроде того, зачем у меня на руках пластиковые пакеты.

По-моему, технически я не арестован. Насколько понимаю, я сам на все это согласился – не сразу, но постепенно. Кажется, это они и подразумевают, когда говорят, что кого-то задержали, чтобы задать вопросы. Наручники сняли, как только Гленн усадил меня за стол, но пакеты по-прежнему прилеплены скотчем к моим запястьям. Я чувствую себя испытуемым.

Гленн так спокоен, и это обезоруживает, так что я то и дело забываю, как я тут оказался: меня привезли в наручниках на заднем сиденье полицейского автомобиля, на мушке пистолета и под злыми взглядами, которым у меня не было никакого объяснения.

Я наблюдаю за Гленном, он за мной, при этом мы вежливо разговариваем о погоде в Монтане и зимах в Техасе. У него поредевшие светлые волосы и внимательные серые глаза на обветренном лице игрока в бейсбол, угадывающего следующий бросок соперника. Несмотря на шотландскую фамилию, внешне он больше похож на голландца.

Я еще раз пытаюсь узнать, в чем дело, и слышу в ответ всего лишь: «До этого мы еще дойдем. Сначала надо кое-что прояснить».

Я предлагаю прояснить все, что смогу, прямо сейчас, но он отказывается, не проявляя интереса к моим показаниям. Хотя если вспомнить о двух дюжинах стражей порядка, нагрянувших ко мне в мотель, и о том, в каком положении сейчас мои руки и ноги, то есть подозрение, что я им все-таки интересен.

В дверь стучится брюнетка в лабораторном халате. Гленн жестом приглашает ее войти.

Она ставит на стол ящик с инструментами, надевает маску, закрывающую нос и рот.

– Работает? – спрашивает она, указывая на видеокамеру в углу, на которую я не обратил внимания.

Гленн утвердительно кивает.

– Хорошо.

Она поворачивается ко мне и снимает с моих рук пакеты. По всему пакеты были нужны, чтобы сохранить какие-то улики у меня на ладонях. Но какие?

– Мистер Крей, сейчас я возьму образцы. – Она обращается ко мне громко, полагаю, чтоб было лучше слышно на записи.

Она разглядывает мои ногти, показывает их Гленну, тот наклоняется и присматривается.

– Вы очень коротко стрижете ногти. Зачем?

– Хитридиомикоз, – объясняю я.

– Хитро… – Он даже не пытается это правильно произнести. – Это что, болезнь?

– Да. Грибковое заболевание.

Лаборантка роняет мою руку:

– Это заразно?

– Да, – отвечаю я, удивленный ее реакцией. – Если вы земноводное. У меня этой заразы нет. Но я посвящаю много времени изучению лягушек в различной среде. Вот и приходится осторожничать, чтобы не стать переносчиком.

Гленн делает запись в блокноте.

– Вот, значит, для чего вы купили три дня назад новые ботинки?

Я не спрашиваю, откуда это ему известно.

– Да. Все, что не подлежит стерилизации, я уничтожаю и заменяю на новое. Может быть, я перебарщиваю с осторожностью, но некоторые считают, что сокращение численности амфибий связано с тем, что ученые ненамеренно распространяют поражающие их заболевания.

– Вы много путешествуете? – спрашивает Гленн.

– Постоянно. – Не слишком ли много я говорю…

– Изучаете лягушек?

– Иногда… – Я не уверен, стоит ли вдаваться в подробности. Пока что он не проявляет явного интереса, но вдруг это способ развязать мне язык.

Гленн достает из портфеля папку и листает бумаги. Как я ни стараюсь изображать безразличие, содержание некоторых бумаг мне понятно. Это сведения обо мне, найденные в Интернете: данные об образовании и научной работе, статьи, интервью.

Лаборантка при помощи ватной палочки, забирается мне под ногти, она работает очень аккуратно. Я удивлен, что она не знает, что такое хитридиомикоз, хотя, если подумать, она и не должна – она технический сотрудник, пусть и в одежде ученого, ее задача – сбор образцов для судебно-медицинской экспертизы, а не их изучение.

Просмотрев несколько страниц, Гленн озадаченно поднимает на меня глаза.

– Биоинформатика? Вы биолог?

– Не совсем. Это дисциплина на границе между информатикой и биологией.

Как ни старается Гленн прикинуться невеждой, я вижу, что он умен и внимательно слушает, и то, что я говорю, и то, о чем умалчиваю. Так как я не знаю, к чему весь этот разговор, то отвечаю максимально честно.

– Мы применяем вычислительные методы в биологии. Главным образом в генетике. Например, ДНК – до того сложная штука, что ее не понять без компьютеров.

Он кивает.

– Значит, вы, скорее, генетик?

– Нет. Время от времени я занимаюсь ДНК, но это не моя специальность. В настоящее время я работаю в области фенотипической пластичности.

Он косится на лаборантку, та качает головой, тогда он приподнимает бровь.

– Рискну предположить, что к пластику это не имеет отношения.

– Не совсем. – Я вспоминаю свой способ объяснить, чем я занимаюсь, который использую на вечеринках, и лишний раз вспоминаю, что ненавижу разговаривать о работе не с учеными. – Вы занимались спортом в школе?

– Футболом.

– Это привело к набору веса?

– Думаю, килограм десять мышц все еще со мной. – Он смущенно улыбается лаборантке.

Подозреваю, что когда они не допрашивают подозреваемых и не ищут у тех под ногтями улики, то превращаются в обыкновенных коллег со своим профессиональным юмором.

– Такое наращивание мускулов под силу млекопитающим, но не рептилиям, – продолжаю я. – Мы способны резко изменять свою мышечную массу. Когда доминантный самец гориллы получает больше корма, у него повышается тестостерон и растут мышцы и статус в группе… – Я спохватываюсь: – Не хочется вас утомлять.

Гленн мотает голой.

– Что вы, профессор, прошу, продолжайте. Это очень увлекательно.

– Так вот, фенотип – это, в сущности, определяющий нас код ДНК. Пластичность – это его изменчивость. Например, китайские дети вырастают гораздо выше своих родителей, но при этом их ДНК не меняется – в ней уже есть встроенный код, позволяющий адаптироваться к увеличению содержания белка в пище, размера матки и так далее. Или другой пример – ожирение. Мы эволюционировали в среде с ограниченным количеством калорий, поэтому теперь, если не быть настороже, масса нашего тела может утроиться. Вот вам оборотная сторона фенотипической пластичности.

– Выходит, вы ищете здесь животных, способных изменять свое телосложение?