Читать книгу - "Ты его не знаешь - Мишель Ричмонд"

— Да неловко мне сидеть перед тобой в этом халате. Если откровенно, нелегкая выдалась неделя. Новая книга, понимаешь. От стола не отходил. Вот и когда ты позвонила, наверху был, писал, — во всяком случае, пытался…

Он поднялся на ноги.

— Будь как дома. Походи, посмотри. Может, найдешь что-нибудь интересное, кто знает.

— Вы серьезно?

— Ешь что хочешь, пей что хочешь, читай почту, ройся в шкафах. Только не уходи!

И он не шутил. Все-таки недаром мы с ним отменно ладили в те давние времена. С ним было легко разговаривать. Он никогда не жалел своего времени. Я ему нравилась. Когда мы с ним встречались, мне было решительно наплевать, как я выгляжу; когда разговаривали — не боялась ляпнуть что-нибудь не то и всегда была уверена, что он меня слушает. Дух товарищества, подлинная свобода, которую я испытывала подле него, — вот что делало его предательство таким горьким.

Услышав, как наверху захлопнулась дверь, я направилась на кухню — изучить коллекцию фотографий на холодильнике. Это были моментальные снимки самого Торпа в компании местных знаменитостей — бейсболиста Барри Бондса и футболиста Джима Митчелла, его собрата по перу Армистеда Мопина и Билла Гейтса, а также представителей прессы общегосударственного значения. Белобрысого малого из «60 минут» я сразу узнала. Календарь с рожицами «Симпсонов» был открыт на июне месяце, от которого осталось одно воспоминание, почти все клеточки заполнены. Выступления на радио, публичные чтения, посещения книжных клубов, благотворительный обед в пользу какой-то начальной школы… Что это, интересно, за школа, которой понадобилось приглашать автора криминальной документалистики, чтобы собрать деньги на карандаши и «шведскую стенку»?

Пробковая доска над рабочим столом вкривь и вкось утыкана корешками от билетов на десятка два фильмов («Жизнь других», «Тринадцать друзей Оушена», «Шрек») и на концерты джаза и рока (группа «Шуга де Пальма» в зале «Рокит Рум», Уолти в отеле «Юта», Стив Форберт в Мюзик-холле, группа «Полифоник Спри» и Пилар Дана в клубе «Слимс»). А вот двухдневный пропуск на джазовый фестиваль в Новом Орлеане за 2003 год. Музыкальные пристрастия Торпа произвели на меня должное впечатление. Кто бы мог подумать, что на этом фронте у нас до сих пор так много общего. И тут я обнаружила корешок от билета на концерт-возвращение группы «Джорни». За 115 долларов.

И еще: годичной давности чек на 800 долларов за пальто, купленное у «Неймуса Маркуса»[39](должно быть, хотел вернуть обновку, да так и не собрался). На открытке с Гавайских островов, адресованной «мистеру и миссис Торп», от руки было нацарапано: «Не забыть: наш медовый месяц». И подпись: «Джейн и Энди». Очевидно, они не последовали собственному совету.

Я поднялась на второй этаж, прошла мимо закрытой двери, за которой раздавались шаги Торпа. Приятно было вот так свободно разгуливать по его дому. Я пришла с намерением добиться ответов на свои вопросы, но нескольких минут, проведенных с Торпом, хватило, чтобы убедиться в том, в чем я не сомневалась с самого начала, — не так-то легко будет задать простой вопрос и получить прямой и честный ответ. За неряшливостью и неорганизованностью Торпа скрывался хитрый, изворотливый ум.

Повернув направо, я очутилась в квадратной комнате с большим металлическим письменным столом, к торцам которого приткнулись картотечные ящики. Сам стол был придвинут к широкому окну. Повсюду книги и бумаги, стул завален папками. На столе, поверх стопки бумаг, — бинокль. На паркете виднелись круги от стоявших здесь некогда горшков с цветами. Я щелкнула выключателем, но ничего не произошло.

У себя в комнате по-прежнему расхаживал Торп, выдвигал и задвигал ящики, чертыхался вполголоса. Журчал фонтан в холле.

Меня поразила тишина в доме. Я давно привыкла к постоянному шуму соседей — то загремят двери гаража, то зашумит вода в трубах, то разорется телевизор. И неважно, хорош или плох сам дом, высока или низка квартирная плата, от этих звуков никуда не деться. Если мне когда-нибудь доведется перебраться в приличный дом (чтоб ни за одной стеной ни одной живой души), у меня, наверное, мурашки по коже поползут от тишины. Люблю ощущать близость соседей, даже тех, с которыми незнакома. Случись что, всегда есть кого позвать на помощь. Образ Лилы, один на один с убийцей, вечно маячил на периферии моего сознания. Лес, тишина. Закричи она, никто бы не услышал. Город, по крайней мере, создает иллюзию безопасности. И вот вам жилище Торпа. Кто бы мог подумать, что в самом сердце Сан-Франциско существуют такие уединенные дома — хоть охрипни, ни до кого не докричишься. Несмотря на потрясающей красоты виды и удачное расположение, было что-то жутковатое в здешних, продуваемых всеми ветрами местах. По этой причине, надо полагать, Алмазные Высоты и стали застраиваться в самую последнюю очередь.

Опираясь на стол, я выглянула в окно. В гостиной окна смотрели на север, а здесь, в кабинете, выходили на запад. Дом стоял на крутом, лесистом холме. Дальше, за холмом, в мутном свете фонарей поблескивали асфальтом улицы Ной-Вэлли. Мне стало не по себе, отчего — я не могла взять в толк. Лишь смутное ощущение: что-то не так. Я сняла папки со стула и, присев к столу, уставилась в ночь за окном. На склоне холма, примерно на полпути к подножию, кто-то разбил временный лагерь. Мигал огонек сигареты. Обычное дело для безумного Сан-Франциско — бродяги живут чуть ли не под стенами домов миллионеров. За забором у подножия холма приютилась маленькая детская площадка, дальше протянулась узкая улочка, обставленная с обеих сторон викторианскими домиками, стена к стене. Подобных улиц в Ной-Вэлли более чем достаточно, но я похолодела, вдруг осознав, что это не просто одна из улочек квартала. Отсчитала от углового дома пять домов направо. В комнате на втором этаже шестого дома горел свет. В окне появилась фигура человека и замерла, как на фотографии. Схватив бинокль, я прижала его к глазам и в смятении закрутила головой — перед глазами плыли несуразно увеличенные предметы на столе Торпа. Но вот и дом, и окно. С внешней стороны к раме приколочена деревянная кормушка для птиц. Я узнала ее сразу — викторианский домик в миниатюре, зубчатая крыша, малюсенькая красная дверца. Каждое утро, ровно в десять, к ней прилетал колибри с синим переливающимся горлышком. А чистила кормушку и следила, чтоб не кончался нектар, Лила. Когда она умерла, я забывала наполнять кормушку, и птичка перестала прилетать.

Я смотрела на свою собственную комнату. Ничего не скажешь, прекрасный вид у Торпа. Перед моим бывшим окном, скрестив на груди руки, стояла женщина в салатовом халате, примерно моих лет. Вдруг она шевельнулась, приветственно взмахнула рукой. Это она мне? Нет, на улице, под окном, ей в ответ махал какой-то мужчина. Не уверена, но, кажется, это был мой прежний сосед.