Читать книгу - "Дело Нины С. - Мария Нуровская"

– Можно, – услышала я, – и даже нужно, только тогда твое писательство приобретет вес.

Вернувшись из Германии, я написала второй в своей жизни рассказ, а затем еще более десяти и отнесла в издательство. Год спустя вышел мой первый сборник «Иди за своей тенью». Рецензенты были ко мне необычайно благожелательны, собственно говоря, каждый из них по-своему поощрял меня к дальнейшему творчеству. Я так близко приняла это к сердцу, что теперь зарабатываю на жизнь пером, специализируюсь на сценариях для телевидения. Мне платят сдельно, за каждый написанный сценарий, хотя большинство текстов оседает на полках,

не пройдя цензуры. В подобном положении находятся и мои коллеги. Иногда какой-нибудь фильм снимают по моему сценарию, но его так порежут, что я с трудом узнаю свой текст. Ну что ж, как говорится, «автор за перо, а мыши в пляс» – это намек на известное учреждение на улице Мышиной в Варшаве.

Наши финансы, как обычно, в плачевном состоянии. Папа перестал писать рецензии, и у нас исчез небольшой, но постоянный источник доходов. Довольно часто наш бюджет спасает Зося, которая единственная в нашей семье преуспевает. Ну, и что из того, резюмирует наш отец, если свою личную жизнь она не сумела устроить: муж от нее ушел.

– А у меня вообще не было мужа, – отвечаю я.

– Зато у тебя есть дети!

У меня есть дети, и меня часто мучают угрызения совести, что я уделяю им так мало времени. Я постоянно что-то не успеваю, меня поджимают сроки. В последнее время мне поручили вести рубрику фельетонов в женском журнале, и каждую неделю я отношу туда текст. Первый был о Марине Влади, моей любимой актрисе, и ее партнере, русском актере и барде Владимире Высоцком. Безусловно, очень талантливом, но, к сожалению, страдающем алкогольной зависимостью. Я была зла на него за то, как он относился к этой изумительной, утонченной женщине.

«Этим двоим лучше было бы не встречаться, потому что итог их встречи был печальным, и прежде всего для нее. Марина ничего не изменила в жизни своего мужчины, потому что не смогла, а он ее жизнь превратил в ад. Разве она могла это знать, когда он, глядя на нее своим гипнотическим взглядом, прошептал: „Наконец-то я встретил вас…“».

Я не в состоянии представить себе чувство к мужчине, которое было бы сильное, зрелое. Знаю, что такое материнство и что значит любить собственных детей. Но не знаю, как это, когда любишь мужчину. Они мне нравятся, но на расстоянии, ни одному не позволяю подойти близко. Я не хотела бы, чтобы эти мои страхи передались дочерям – не имея перед глазами примера отца, пусть они сами создадут себе образец мужчины.

Но я решила указать им на такого героя. Для меня, для большинства моих земляков им является рабочий с гданьской судоверфи, Лех Валенса . Там продолжается забастовка, и от того, кто одержит победу: этот невысокий усатый мужчина или правительственная сторона, за которой стоят советские танки, – зависит будущее всех нас.

поставила на дорогах кордоны, и немногие могли прорваться.

– Ты не боишься за детей? – спросил меня папа. – Там уже десять лет назад стреляли в людей.

– Я хочу, чтобы девочки собственными глазами увидели, как создается история, – ответила я.

И мы поехали. Впечатление незабываемое. Около ворот судоверфи постоянно сновали люди, они приносили цветы и втыкали их в ограду. Уходили одни – приходили другие.

– Сегодня здесь вся Польша, – сказал пожилой мужчина.

Я заметила на лацкане его пиджака маленький якорек .

Мы с девочками провели там несколько дней, спали на сложенных на земле куртках. Зося приносила нам еду. А Лильке пожал руку сам Валенса. Когда он подошел к воротам, она вскарабкалась на ограду и между прутьями протянула ему руку. На ней были белая блузка и красная юбка – это наши национальные цвета, – что было чистой случайностью, но Валенса сказал:

– Вот наше будущее!

И тогда произошло нечто необычное. Подбежали несколько молодых людей и подняли мою дочь высоко над толпой. Все начали аплодировать.

Даже Зося, которую не так легко чем-то взволновать, казалось, была растрогана.

– Ну, теперь ты несколько дней не должна мыть эту руку, – сказала она Лильке.

На обратном пути мы говорили о забастовке на судоверфи.

– Я бы предпочла, чтобы было поменьше религии, всяких там крестов, образов Богоматери, – заявила моя сестра.

– Это национальный подъем, ты не станешь отрицать?

– Ну да, – согласилась она, – но здесь все завязано на политику.

– Католическая церковь испокон веков принимала в ней участие, – ответила я, – одно от другого не отделить.

– Наверное, нет, но меня это коробит.

Сегодня нет времени для тебя,

Уже давно ты не виделась с матерью,

Подожди еще немного, подрасти,

И мы расскажем о тех событиях…

– Нам не надо будет рассказывать, потому что мы видели все собственными глазами, – гордо сказала Лилька.

Комиссар Зацепка прочитал это место несколько раз. Возможно ли такое, чтобы это была та самая девочка, которую тогда, у ворот судоверфи, он вместе с друзьями поднимал высоко вверх? В своей бело-красной одежде она стала для собравшихся там людей символом новой Польши. Неужели это и в самом деле она?

24 декабря 1982 года

Казалось, что эти праздники мы проведем не вместе, однако получилось иначе. Два дня назад я вышла из тюремных ворот с узелком под мышкой и не могла поверить, что свободна. Я радовалась, как ребенок, что светит солнце, а с неба сыплются снежинки.

Зося ждала меня у машины. Мы обнялись.

– Самое худшее позади, – сказала она.

Девочки сразу бросились мне на шею. Они долго не хотели меня отпускать, трогали мои волосы, лицо, одежду, словно хотели проверить, действительно ли это я.

– Я – грязная, – мне приходилось сопротивляться, – и мечтаю залезть в горячую ванну.

– Я приготовлю ее тебе, – воскликнула Лилька и мигом помчалась в ванную комнату.

Гапа стояла беспомощно, а потом выразила готовность повесить мои вещи в шкаф.

– Их не в шкаф надо, дорогая, – сказала я, – а в стиральную машину, отнеси их вниз, в прачечную.

Дочь, обрадовавшись, схватила мой узелок, теперь я могла поговорить с отцом.

– Ну что, моя конспираторша, – сказал он, – добро пожаловать домой.

Мы улыбнулись друг другу.

– Знаешь, я не из тех, кто лезет на рожон, но полагала, что книгопечатание – прибыльное дело, поэтому достойно риска.

Отец кивнул в знак согласия: