Читать книгу - "Конец фильма - Фридрих Незнанский"

— Антон, справочники у тебя есть? — спросил Сабанов.

Антон полез на полки, достал нужный том.

— Сколько сейчас тонна меди стоит?

— А как мы его достанем? — спросила Галя.

— Кабель лежит на глубине семьдесят сантиметров. Если подцепить его чем-то мощным, — не отрываясь от подсчетов, сказал Сабанов, — можно вытащить.

— Трактором…

Некрасов закончил подсчет:

— Нет, где-то я…

Сабанов заглянул в его бумагу:

— У тебя тоже?

— Ошибка, наверное…

— Посчитали? — снова с иронией спросил Белоусов. — А теперь слушайте меня. Вот точные расчеты. Я специально заказал. — Он достал из папки бумагу. — Называю окончательную цифру с учетом всех затрат. То есть сколько мы получим чистыми деньгами. Сядь, Галка, упадешь.

Галя села. Антон тоже.

— Двадцать три миллиарда.

— Рублей? — спросил Антон.

— Я же сказал — деньгами. Двадцать три миллиарда долларов.

Сегодня детей дома не было. Жены Лидского тоже.

Сам Эдуард Николаевич уже не лежал, а довольно резво перемещался по комнате.

— Вот суки! У меня шары на лоб полезли. Видно?

— Что? — не понял Грязнов.

— Шары — видно? — Лидский выкатил глаза.

Перед Грязновым лежала толстая папка, он листал ее бегло.

— Да ты сам почитаешь — поймешь. Один в один, понимаешь, тютелька в тютельку. Нет, вру! Брешу как сивый мерин. Ну вот ты читал протоколы допросов…

— Мгм, — кивнул Грязнов, не очень слушая Лидского.

— Всякие там «улыбнулся», «чихнул», «запнулся» там же не пишут. Вопрос: «Вы украли тулуп?» Ответ: «Я взял тулуп, чтобы согреться». Вопрос: «Почему вы убили Сидорова?» Ответ: «Потому, что он был в этом тулупе». Все! А тут! Я ж все помню. Все так и было!

— А вы записей не вели?

— То-то и оно! Никаких записей! Это дословно, понимаешь, дословно. Это как в жизни было.

— А это кто? — спросил Грязнов, доставая из папки фотографию.

— Это? — Лидский нацепил очки. — А, это Сабанов. Застрелился.

Грязнов вскинул глаза.

Лидский отрицательно покачал головой, потом забрал у Грязнова папку, полистал ее, нашел нужную страницу. Там были фотографии окровавленного Сабанова.

— А это предсмертная записка.

— Так в самом деле?

— В этом сценарии все один в один!

Кабинет следователя. Интерьер.

— Игорь Андреевич Сабанов, — сказал человек. — 1970 года рождения. Инженер. Холост. Не судился, не привлекался, вообще первый раз в прокуратуре. Что вас еще интересует?

— Расскажите о ваших партнерах, — попросил Лидский.

— Они мне не партнеры — мои друзья. Я вот не знаю, это юридический термин — «друзья»?

— Юридический, юридический.

— Поэтому о своих друзьях я могу сказать только…

— …Самое лучшее, — широко улыбался Белоусов. — Знаете, у Данте в «Божественной комедии» в самом последнем, девятом круге ада сидят предатели. Их три вида — предатели родины, родителей и друзей. По Данте, предательство дружбы грех страшнее, чем родителей и родины.

— Почему?

— Потому что друзей мы сами выбираем. А у нас с четырнадцати лет такая дружба…

— …Не разлей вода. Правда, мы с Галей ее чуть не порушили, но выстояла, — сказал Некрасов.

— Вы поссорились?

— Нет, мы с Галкой поженились. Представляете, среди нас одна девушка, все в нее были до чертиков влюблены, а женился на ней я. Согласитесь, для дружбы сильное испытание.

— Значит, у вас семейный бизнес?

— Да, мы настоящая большая семья, — сказала Галя. — Но вы не улыбайтесь. Я не в пошлом смысле… Вы, наверное, подумали про шведскую семью…

— Я ничего не подумал, — сказал Лидский.

— Подумали-подумали, — погрозила пальчиком Галя. — Но у Сабанова уже двое детей, у Антона есть жена, Аркадий Белоусов, кажется, тоже скоро на свадьбу пригласит…

— Галина Юрьевна, давайте вернемся к делам. Я все по поводу вашей фирмы…

— Это ужас. Но, — она легко улыбнулась, — бывает. Рыночная экономика это ведь не только бешеные деньги. Это и борьба, и, увы, банкротство…

— У нас есть, наверное, враги, вот вам бы их поискать, — сказал Сабанов.

— Так вы считаете, что вашу фирму обанкротили враги?

— Скажем мягче — конкуренты.

Самохин стоял на пороге, мялся, не решаясь оторвать Грязнова, погруженного в сличение протоколов и сценария.

— Ну чего? — наконец поднял голову Грязнов.

— Фоторобот готов, шеф, — сказал Николай.

— Какой? — не сразу сообразил Денис.

— Ну того, что на студии в проявочном цеху был.

— Давай его сюда, — протянул руку Грязнов.

Самохин почему-то не торопился отдавать конверт.

— Понимаете, дело это такое… Я еще никому не показывал.

Грязнов удивленно посмотрел на помощника.

— Если скажете, могу и того…

— Чего — того? — не понял Денис.

— Да выкинуть эту бумажку, на хрен.

— Зачем же ее выкидывать? Давай сюда.

Самохин вздохнул:

— Ну как хотите, — и протянул конверт.

Денис вынул фоторобот, взглянул и сунул обратно.

— Иди, свобо… — сказал он и осекся. Снова раскрыл конверт и снова посмотрел на фоторобот. — Это ты пошутил? — спросил строго.

— Нет, я сам у художников был.

— Николай! — не поверил Денис.

— Я ж говорил, — виновато потупился тот.

Грязнов положил фоторобот на стол и грохнул по нему кулаком.

На портрете было очень знакомое лицо, лицо самого Дениса Грязнова.

Денис вылетел на улицу, запрыгнул в свою машину и нажал изо всех сил на газ. Машина сорвалась с места, как бешеная, но тут же с грохотом и остановилась. Денис чуть не выбил башкой лобовое стекло.

Передние колеса машины провалились в яму, которую только сегодня «тщательно» заделали наконец тетки в оранжевых безрукавках.

— Ой, шеф! — выбежал на грохот из агентства Самохин. — Тут теперь одного ремонта баксов на пятьсот! Зачем же вы в яму полезли?!

— Да не было ее здесь! Не было, — чуть не плакал Грязнов. — Эти ж бабы заделывали!

— И вы поверили женщинам?..