Читать книгу - "Леди в озере - Лаура Липман"

Мэдди достала из сумки репортерский блокнот, такой волнительно свежий, и попыталась записать выступление начальника полиции, состоящее из банальных похвал. Она никогда не училась стенографии и не знала, как, не умея стенографировать, получить точные цитаты, но старалась сделать все возможное, на ходу придумывая собственную систему сокращений. В зале было людно, но гвоздем программы здесь, похоже, был торт, а вовсе не Вайолет Уилсон Уайт. Когда начальник полиции предложил, чтобы виновница торжества сказала несколько слов, ее речь оказалась краткой, и говорила она тихо, однако весьма уверенно.

– Спасибо, – сказала она. – Рада, что я здесь и двадцать девять лет спустя. Но моя работа не завершена, это еще не конец. – Она сделала ударение на последних словах.

– Выпьем за еще двадцать девять лет, – крикнул кто-то из глубины зала.

Глупо, подумала Мэдди. И даже грубо. Более того, издевательски, как будто мужчина, выкрикнувший эти слова, насмехался над миссис Уайт. Интересно, подумала Мэдди, присутствует ли здесь Ферди. Полицейских-негров, конечно же, следовало бы пригласить в центр города ради этого чествования. Но толпа гостей была невелика и состояла из белых.

Она спросила об этом Диллера. Не о Ферди, а о том, почему здесь нет негров.

– Постановка для прессы, – ответил он. – Разве на двадцать девятую годовщину устраивают вечеринку? Ее организовали в последнюю минуту. Рекламный трюк чистой воды, чтобы продемонстрировать всем, что отношения полиции с неграми не ограничиваются одним лишь разбиванием их голов.

– Но тогда почему нас отправили сюда, чтобы это освещать?

Он посмотрел на нее как-то странно.

– Погодите, вы работаете в «Стар»?

– Да. Я Мэдди…

Но он уже удалился, взяв большой кусок торта, и присоединился к группе мужчин. Вероятно, репортеры, как и он сам. Как называют группу репортеров? Наверное, «пул»?^[66] У ворон стая^[67], у журналистов пул.

Она подошла к виновнице торжества, держа в руке блокнот, и представилась, сказав, что репортер. Ведь сейчас она делает работу репортера, не так ли?

Миссис Уайт не захотела с ней говорить.

– Мне много раз случалось рассказывать о себе. Если перед приходом сюда проверяли информацию в вашем архиве – а я уверена, что вы это сделали, – то наверняка и так знаете все.

Скрытый упрек, причем справедливый. Надо было сходить в библиотеку и просмотреть архив. У Мэдди вспыхнули щеки, но она не вернется в редакцию без репортажа. Это экзамен, а она всегда сдавала экзамены на «отлично».

– Каково это – быть первой?

– Почти то же самое, что быть второй, третьей или тысячной.

– Но в Полицейском департаменте по-прежнему не так уж много негров. И им не разрешают делать многое из того, что делают их белые коллеги.

Об этом ей, разумеется, рассказал Ферди. Негры могли быть пешими патрульными или служить в полиции нравов, и, пожалуй, все. Ни машин, ни раций. Мэдди решила не спрашивать Ферди, как ему удается добывать патрульную машину для ночных визитов к ней.

Миссис Уайт, явно удивленная тем, что Мэдди об этом знает, немного смягчилась.

– Я давно научилась использовать по максимуму любой ресурс, как бы скуден он ни был. Когда была помоложе, патрулировала Пенсильвания-авеню. И, по-моему, работая полицейским, сделала для детей того района больше, чем когда работала учительницей. Нет, я не критикую учителей. Сама была учительницей, и мой муж тоже всю жизнь проработал в системе школьного образования. Но учительниц много, и дети видят их каждый день. Расхаживая по улице в полицейской форме, я показывала им, что они могли бы овладеть и другими профессиями. Мы не можем представить себе того, чего не видим.

Мэдди писала и писала. Ей настолько понравилось, что миссис Уайт так искренне гордится своей работой, что она чуть было не забыла задать ей самые простые вопросы: сколько ей лет, как зовут ее мужа. Затем она спросила ее, где та выросла, что родители думают о ее работе, как она отдыхает после рабочего дня.

Последний вопрос позабавил миссис Уайт.

– Смотрю телевизор, – ответила она. – И читаю газету. Пробовала вязать, но получались у меня только шарфы, да и везде валялась пряжа. Моя сестра сказала, что спицы – это не мое.

Мэдди вернулась в газету к четырем тридцати. Печатала она быстро, но сочиняла медленно, и ей пришлось потрудиться над своим материалом. Но работала она с удовольствием, как в старшей школе, когда она занималась своей колонкой в школьной газете, придумывая остроумные шутки и давая прозвища другим популярным ученикам. Было уже почти восемь часов, когда она наконец сдала требуемые четыреста слов. Она была слишком стеснительна, чтобы крикнуть «в печать!», как делали остальные репортеры, и потому отнесла свои страницы Кэлу сама.

– Слишком длинно, – сказал он, даже не прочитав ее материал, и сразу же красным карандашом вычеркнул последний абзац.

– Но это самая лучшая часть, – сказала Мэдди. – Цитата о том, что своим примером она надеется вдохновить детей, которых видит каждый день. – Мы не можем представить себе того, чего не видим.

– Лучшее в газетном материале не полагается ставить в конец.

Получив работу в «Стар», Мэдди стала читать газеты так внимательно и сосредоточенно, как никогда прежде. Она отмечала про себя, что именно придает одним материалам блеск, меж тем как другие строятся по принципу полицейских допросов: мэм, нам нужны только факты и больше ничего.

– Но ведь это заметка, а не просто репортаж, так ведь? А в заметке должна быть… – Она запнулась, не зная, то ли это слово и вправе ли она использовать его. – Должна быть изюминка, нет?

– Это должно стать несколькими дюймами газетного текста, в котором речь пойдет всего-навсего о негритянке, которая не принимает участия в беспорядках и не занимается воровством.

– Но она интересна, – не согласилась Мэдди. – По-моему, у этой истории есть потенциал.

– Мы и так достаточно писали о ней. Радуйтесь, что будет хоть какой-то текст – мы могли бы ограничиться фотографией и подписью под ней. Но, если проявите себя хорошо, я буду подкидывать еще темы.

Если проявите себя хорошо. Мэдди сразу поняла, к чему он клонит. Кэл собирался использовать ее для работы над новостями, которые будут поступать в конце рабочего дня, рассчитывая, что честолюбие и воспитанность заставят ее соглашаться. Рассчитывая, что она слишком скромна, чтобы потребовать то, на что имеет право.