Читать книгу - "Многие знания — многие печали - Анна и Сергей Литвиновы"

Примерно тогда же у меня начались проблемы со здоровьем: бессонница – очень рано я вскакивала, еще до рассвета, полная сил и бодрости, а делать-то мне нечего было, и без того вся квартира отмыта, блестит, посуда расставлена и сверкает: жду не дождусь, когда бассейн откроется, чтобы поплавать. Появилась раздражительность – иногда такие вспышки гнева на ровном месте накатывали, что я готова была всех вокруг поубивать. Если одна дома была – не стеснялась, орала в голос, колотила в стенки и по столам. Соседи-идиоты даже полицию однажды вызвали, думали, я здесь кого-то мучаю. За год двух помощниц по хозяйству сменила – причем не потому, что они грязнули были, или вороватые, или дерзкие. Они сами уходили, так как я рано или поздно срывалась, орала на них, как бешеная, ругалась, обвиняла, даже вещами бросалась. Потом самой стыдно становилось. И на дорогах пару раз инциденты случались: одна овца меня подрезала – я ее на светофоре из авто выволокла, избивать стала – потом пришлось извиняться, брать адвоката, деньги платить, чтобы дело замяли.

Страховку медицинскую я аккуратно покупала каждый год: чтобы быть во всеоружии, мало ли что со мной может случиться, в последнее время рак и инсульт страшно помолодели. Чтоб страховка не пропадала, решила я к невропатологу сходить. А к эскулапам как в лапы попадешь – потом не отвяжешься. У них своя каста – как секта или мафия: стоит только коготку увязнуть, всей птичке недолго пропасть. Особенно если птичка наподобие меня – имеет регулярный доход или счет в банке. Придешь, как я, к невропатологу (пусть даже к самому распрекрасному и по рекомендации) – он тебе непременно выпишет анализы, да самые дорогие. Не просто энцефалограмму, к примеру, и кровь сдать – но на МРТ пошлет, на тесты разные. И обязательно направит к смежным специалистам: эндокринологу, психиатру. А уж если ты к мозгоправам попал, они тебя живым-здоровым не выпустят, обязательно диагноз влепят. Так и мне: мало того, что тесты давали самые разнообразные, томографом мою головушку бедную просвечивали, расспрашивали обо всех близких и дальних родственниках, об отношениях с маменькой и отцом просили поведать. И вот очередной мозгоклюй, в очередной раз выслушав о моих симптомах и расспросив о родственниках, направил меня на генетический тест. Зачем спрашиваю. Ответ: тест позволит исключить то-то и то-то и подтвердить то и се. И так складно говорит, разумно, логично. Что делать! Я шла на анализы покорно. Платила, и история моей болезни пухла.

И вот я после сдачи генетического анализа вернулась к душеведу, он долго-долго водил своим жалом по совершенно не понятным мне палочкам, тире и точкам, а потом обвел часть их красным карандашом и сказал: «Вы, мол, голубушка, страдаете биполярным расстройством, раньше это заболевание называли маниакально-депрессивный психоз. Болезнь сию вы получили по наследству, вот место в вашей ДНК, за него ответственное – кто-то из ваших близких родственников по материнской или отцовской линии передал его вам. Никто в родне психзаболеваниями не страдал? Чудачества, странности в поведении были? Алкоголизм?» – «По маминой линии, – говорю, – точно чудаков и алкоголиков нет, а про отца понятия не имею. Я о нем и не знаю толком». – «Ага! Стало быть, это папаша вам с генами подсуропил». – «Да вроде интеллигентный человек был, инженер-физик. И карьеру сделал». – «А это ничего не значит, у него самого заболевание может не проявляться – а у его родственников или пращуров прошло незамеченным. Знаете, диагностика болезней нашего профиля до сих пор находится на пещерном уровне, особенно в провинции и в бесплатной медицине, а уж в прошлые времена, когда психиатры были пугалом, и подавно». Я сижу, чуть не плачу, а мозговед меня утешает: «Ничего страшного, биполярное расстройство – высокая болезнь, и многие представители элиты, художнической, артистической и даже политической, благодаря ей достигают прекрасных результатов на избранном поприще. Если вы будете регулярно встречаться со своим лечащим врачом и аккуратно принимать предписанные им лекарства, прогноз – самый благоприятный. Вы сможете жить полноценной жизнью современного человека». Я не доверяла ему – его округлым жестам, коротким пальцам, хватким лапам, размеренной речи, и спросила: «А если я НЕ буду лечиться?» Он развел руками: «Это не самое разумное решение. Вы сейчас находитесь в маниакальной фазе. Притом вы ведь сами заметили, что, находясь в этом состоянии, вы имеете тенденцию совершать общественно опасные деяния. Чего стоит потасовка, что вы затеяли на дороге. А ну как и впрямь вы кого насмерть убьете? В тюрьму могут посадить – или, что еще хуже, в психушку тюремного типа. Кроме того, при биполярном расстройстве фаза подъема имеет тенденцию рано или поздно сменяться депрессией. А в фазе спада одолевают самые что ни на есть мрачные мысли. Так и до самоубийства недалеко».

Я ушла от этого психиатра. Отправилась к другому. Стала рассказывать ему все с самого начала: раздражительность, гневливость, перепады настроения, бессонница. Он мне всякие тесты подсовывает: и цвета различать, и кляксы объяснять, и картинки описывать – а потом говорит почти слово в слово то же, что и первый: аффективное расстройство, биполярный психоз, надо лечиться, надо наблюдаться. Но я не хотела лечиться. Я чувствовала себя прекрасно. Возможно, я и была в маниакальной стадии, о которой предупреждал меня врач, но, кроме приступов дикой раздражительности, накатывавшей временами, ничего плохого я в этом не видела, только одно хорошее. Настроение было бодрое, в голове роилось множество мыслей, идей, строились планы. Я продолжала просыпаться рано утром, однако теперь делала гимнастику с отягощением – знала, что должна держать себя в форме, а потом начинала размышлять, мечтать, планировать и делать выводы. Я не хотела жить, постоянно принимая лекарства, таскаться по врачам, быть убогой, неполноценной инвалидкой. Мне хотелось блеснуть, прочертить своей жизнью небосклон, как ракетой, – и если судьба, сгореть навсегда. Что мне делать для этого, я пока не знала, потому что не чувствовала за собой никаких особенных талантов или умений. Однако порой мне становилось страшно обидно за себя: почему именно мне достались несчастные порченые гены, которые теперь ограждают меня от полноценной, яркой, обычной жизни – жизни нормального человека?

А в один прекрасный день меня с рассветом как подбросило: ведь я не просто больна! Я не просто случайным образом вытянула черный шар в лотерее. Меня моей болезнью – наградили. Наградил кто-то один из моих возможных несчастных отцов.

И вот тут пазл сошелся! Все факты и устремления заняли положенные им позиции. Теперь я знала, что мне делать и чему посвятить свою жизнь. Я посвящу ее – мести.

Я внимательно изучила досье, которые мне предоставил мой неродной отец Харченко. Он как будто знал, предвидел, что я замыслю. Будто подталкивал меня действовать.

Самым красивым из всех моих возможных папочек показался мне Александр Кутайсов. И я подумала, что готова поверить, что моя маманя выбрала его: с фото смотрел харизматичный мужик с лицом поэта и пальцами музыканта. Согласно папиному архиву, он работал на Урале на Чернокопской атомной электростанции, проживал в городе Весенний (двадцать две тысячи жителей), был женат, имел двух дочек.

«Готовься, папаша, скоро к тебе приедет третья», – мысленно сказала я ему и отправилась на Урал.