Читать книгу - "Чисто астраханское убийство - Фридрих Незнанский"

Так что, Вячеслав Иванович, уважаемый, ты предлагаешь наплевать на все эмоции и прекратить собственное расследование? Можно, конечно, сослаться на объективные причины. Но как после этого смотреть в глаза Дусеньке? Той же Зинке или Кате с ее мальчиком, обретшим в кои-то веки отца родного? Вот и думай после этого…

Ничего иного не придумал Грязнов, как снова обратиться к помощи Алексея. Но уже в другом плане. К слову, где обещанный опер? Где машина? Где ноутбук? И кроме того, есть еще один заманчивый ход. Вот о нем-то и решил проинформировать начальника Астраханского ГУВД генерала Привалова его друг, отставной генерал Грязнов. И этот ход мог бы при удаче оказаться самым важным во всем расследовании, поскольку он, как считал Вячеслав Иванович, поспособствует вскрыть подноготную многих совершенных в Ивановке преступлений. И тех, что были, и тех, которые обязательно будут…

Володя Климушин, так представился Грязнову молодой рыжеволосый человек лет тридцати, явно спортивного телосложения, прибыл на взятой для Вячеслава Ивановича напрокат «девятке» с московскими номерами ранним утром следующего дня. Ивановское еще не просыпалось, когда он подъехал к дому, а перед тем позвонил Вячеславу Ивановичу, разбудил его и попросил аккуратно встретить машину. Ну, понятно, и номера на машине, и все остальное — это уже оперативная необходимость при дальнейшей работе с местным населением. Очевидно, Володя и ознакомит его с планом, который они разработали там у себя, в Астрахани, вместе с генералом Приваловым.

Из багажника оперативник достал ноутбук в чехле и приставку для выхода в Интернет. А еще он привез «горячий привет» от генерала — в отдельном целлофановом пакете. Там находились две бутылки хорошего коньяка и приличный кусок ветчины. Сверху лежала записка: «Долг платежом красен!» Ишь как разгулялся генерал!..

— А он не собирается еще разок ушицы испробовать? — хитро сощурившись, спросил Вячеслав Иванович.

— Боюсь, что в ближайшие дни — нет, но он настойчиво предложил мне опробовать за него блюдо, приготовленное, как он сказал, мастером высшего класса. Я не знаю, что мой шеф имел в виду, но твердо пообещал ему четко выполнить это указание, — без тени улыбки доложил гость.

— Ай, молодец! — Грязнов захохотал, по-приятельски хлопнув Климушина по плечу и приглашая Дусю присоединиться к его радостному настроению. — Придется выполнить указание твоего начальника, Володя, можно тебя так называть? Я, наверное, ровно вдвое старше тебя?

— Так точно!

Климушин наконец широко улыбнулся, и Грязнов с юмором подумал: «Вот уж воистину отыскал Леша для меня неприметную фигуру!»

— И звездочка у вас ровно вдвое больше, — продолжил молодой гость. — Поэтому можете без всяких стеснений. Я, в общем-то, в курсе вашей миссии и постараюсь помочь, располагайте мной.

— Прекрасно, Володя… Дусенька, а где мы устроим нашего молодца? Может, на веранде?

— Отчего же нет? Сейчас постелю вам чистое белье, и располагайтесь, Владимир?..

— Просто Володя. Алексей Кириллович сказал мне, что вы — прекрасный и добрый человек… в смысле, — он запнулся и смутился, — женщина. Но дело в том, что он попросил вас порекомендовать мне, у кого из ваших соседей может устроиться на короткое время находящийся в трудовом отпуске Владимир Сергеевич Иванов, гендиректор строительной фирмы «Феникс» из Подмосковья? — Он ткнул пальцем себе в грудь. — Вот, есть и визиточки на случай недоверия, — он показал пачку своих визитных карточек, на которых были даже отпечатаны его фотографии — высший класс! — И желательно, Евдокия Григорьевна, чтобы на первых порах не вызвать лишних пересудов, поскольку он, этот ваш отдыхающий, — Климушин снова с улыбкой ткнул себя пальцем, — предпочитает одиночество.

— Конечно, конечно, устрою, если… ему, этому вашему гендиректору, так надо! Ну а меня можете звать просто Дуся.

Раскрасневшаяся от комплимента хозяйка лукаво улыбнулась и, многозначительно поведя плечами, посмотрела на нового гостя. И Грязнов — он мог бы поклясться — вмиг почувствовал и у себя в душе довольно-таки ощутимый укол ревности, причем, кажется, впервые с момента его знакомства с Дусенькой. Он даже немного растерялся от этого ощущения. И помрачнел, что немедленно отметила Дуся и быстро спрятала мелькнувшую на губах хитрую улыбку.

Вечером он, разумеется, не удержался и, стараясь скрыть ворчание, все же напомнил женщине об ее несколько вызывающем поведении с молодым человеком. Но она не только не возмутилась его вмешательством в ее «личную жизнь», а радостно засмеялась:

— Ага, сообразил, наконец? Да это ж я нарочно, милый, чтоб тебя немножко помучить. Ну, совсем немножечко, как… ну, как… самого близкого и… родного мне человека.

Последние слова она буквально выпалила и смущенно опустила голову, отведя взгляд. И он конечно же понял, что она хотела этим сказать, а кто бы не понял? Это ведь почище любого объяснения в любви, которого, кстати, между ними так еще и не произошло, словно они, стремительно и жадно отдаваясь друг другу, тем не менее остерегались спугнуть накатившееся на них сильное чувство, не будучи еще уверенными в том, что у этого чувства есть реальная перспектива. Грязнов почему-то побаивался всерьез думать об их будущем, словно бы стараясь оттянуть свое объяснение. На самом же деле он тоже был растерян, и растерянность его нарастала, требуя какой-то ясной и откровенной определенности. Но душа, как встарь, продолжала, вопреки его желанию, искать лазейки, заранее зная, что дело может закончиться, как всегда. Ну да, вот она — расхожая истина: хотели, как лучше, а вышло, как всегда… И от этого понимания его душевное раздвоение только усиливалось. И вместе с тем все жарче и отчаянней становились их объятия. Поглощенный ее страстью, он шептал ей на ушко: «Милая моя, сладкая…», и слышал в ответ сдавленный стон: «Желанный мой…» Но Вячеслав Иванович, считая это естественными эмоциональными проявлениями момента, все чаще по ночам замечал блестевшие в лунном свете беглые мокрые дорожки на милых Дусиных щеках, отчего на сердце образовывалась давящая тяжесть. А утром она беззаботно смеялась и глаза ее лучились нежной лаской. Однако до прямого объяснения в любви дело никак не доходило. Грязнов, конечно, понимал, что надо было приходить к какому-то решению, это — факт. И не мучить женщину, вскипающую всякий раз от восторженной к нему любви, которую он воспринимал уже как само собой разумеющуюся. И огорчался по поводу своей словесной немощи и нерешительности. Это он-то, битый-перебитый волчара, первым входивший в дом вооруженного преступника! Потому и уколы ревности, понимал Грязнов, это у него — более чем серьезно, значит, пора выбирать себе и берег с причалом, чтобы не болтаться на волнах собственной нелепой неопределенности…

Иногда наплывала трезвая мысль: а чем, в конце концов, черт не шутит? Но ей на смену спешила другая: так ведь было уже, было, и ты прекрасно помнишь, чем все твои попытки заканчивались? Как всякий раз острил Санька, полным недопониманием сторон. И это обстоятельство угнетало, не давало полного душевного покоя. А в таких случаях, и это тоже прекрасно знал Вячеслав Иванович, ясность появлялась только в работе, в привычном противоборстве мыслей и мнений и в поисках решений запутанных загадок человеческих судеб…