Читать книгу - "Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин"

Без конца встревал со своими глупыми расспросами. То про Владимира Матвеевича ему расскажи, что он-де за человек, откуда здесь взялся, давно ли в усадьбе на должности обоснован; то про Софью Афанасьевну, добра ли к крестьянам, да есть ли у нее в округе женихи. И еще разное.

Утомилась с ним, ей-богу! Вон уж «Колоссея» показалась, того и гляди тропинка закончится, а мыслей толковых как не было, так и нет. И вдруг она придумала! Дабы уразуметь намерения офицера, надо ему как следует в глаза посмотреть. Да не просто так, как все люди делают, а по особой науке, теткой-знахаркой, подсказанной.

Согласно сему учению в глаза следует глядеть неотрывно, да успеть при этом три раза короткий заговор вспомнить. Пожалуй, стоило попробовать. Девушка оглянулась. Как водится, придумать оказалось легче, чем исполнить!

Оказывается, Иван Карлович все это время на нее не глядел, предпочитая любоваться садом и прочими деревенскими видами, до которых он, судя по всему, был большой охотник. Оно и понятно – истосковался, небось, по природам-то. Горожане тем, почитай, не разбалованы. Понятно, но все равно неприятно! Танюшка привыкла, что все вокруг ее красоту вперед прочего ценят. Тоже еще выискался любитель пейзажей.

Наконец, они добрались до «Колоссеи» – большущего деревянного сруба, похожего со стороны на огромную бадью. Вроде той, в которой Семёныч каждую субботу замешивает тесто. Судя по доносившимся изнутри голосам, Тимофей Никифорович и батюшка-бурмистр были уже там. Времени разрешить свои тревоги совершенно не оставалось. Пришлось Танюшке прибегнуть к последней уловке.

У самого входа в причудливое строение, где дожидались двое мужчин, девушка быстро обернулась, приподнялась на цыпочки, взяла руками за виски офицера и что есть мочи прильнула своими губами к его губам, не отрывая при этом взгляда от двух бездонных зеленых омутов, что испуганно вытаращились на нее, не смея моргнуть. Длилось это ровно столько, сколько потребовалось Татьяне трижды прочитать про себя теткин заговор. То есть очень недолго. Молодой барин даже не успел отстраниться, так и не поняв, что с ним происходит.

Докончив задуманное, горничная испуганно отшатнулась. Если верить знахарским хитростям, человек, стоящий перед ней со смущенно заведенными за спину руками, словно призывающий всех своей нелепой позой в свидетели, дескать, я тут не причем – и пальцем ее не коснулся, был способен на убийство. Более того, с уверенностью можно утверждать, что ранее ему уже приходилось убивать и даже, быть может, не единожды!

Опасен! – звенело в голове у девушки, а в груди лютым зверем скакало сердце. – Ах, зачем только, я привела к Тимоше этого убивца? Что теперь будет?

Короткая возня перед входом в доморощенный амфитеатр произвела некоторое количество шума. Говорившие через стенку мужчины приумолкли, а мгновение спустя некто, с этого места неразличимый, осведомился раскатистым басом:

– Эй, что там? Кто там? Никак Иван Карлыч изволили? Доброго, милостивый государь мой, вам утречка… как бишь там… guten morgen (нем. «доброе утро») по-вашему! Ну, что-с? Выспались? А коли так, пожалуйте-с, пожалуйте-с!

Иван Карлович, казалось, не тратил на происходящее ни капли своего внимания. Судя по задумчивому выражению лица, и вовсе не слышал обращенных к нему слов.

Он молча взирал на раскрасневшуюся от стыда и переживаний Татьяну и вдруг подмигнул ей, приложив палец к губам, мол, гляди, что сейчас будет. Затем повернулся к входу и, сделав решительный шаг, разродился целой речью:

– Истинная правда, любезный мой Владимир Матвеевич, сон в ваших краях идет, ну, просто изумительный! Не могу и выразить, как все-таки чудно после длительного и многотрудного дорожного путешествия расправить затекшие члены и уснуть на настоящей кровати. С чистым после умывания лицом и размякшей от молитвы душой. Вам непременно, тоже нужно хоть раз попробовать. А это, верно, мой новый подопечный? Желаю здравствовать, сударь. Вижу по вашему взгляду – мне представляться не нужно!.. А что, не угодно ли, господин Холонев, поразмяться вместе с нами? Готов биться об заклад, нет лучше утреннего моциона! Если вы, конечно, держите шпагу. Безотрадно такое говорить, но многие в наше бессовестное время отдают свое предпочтение пошлому огнестрельному оружию. Можете себе вообразить? Мещанство, не правда ли!

Танюшка как заколдованная глядела вслед исчезающему в дверной арке гусару, она где-то слыхала, что такие вот юные задиристые офицеры все наперебой должны быть гусары, и ловила каждый произнесенный звук. Ей отчего-то казалось, что, несмотря на вежливые и даже приятельские интонации, бурмистру изрядно дерзят, если вовсе не угрожают. Ох, не привык Горыныч к этаким разговорам, не вздумалось бы ему, чего доброго, прогневаться. А Ивана Карловича ни в коем случае нельзя задирать! Это опасно! Не следует ли Владимира Матвеевича предварить? Ведь, если хорошенько призадуматься, это, пожалуй, ее первейший долг!

Стоило ей вспомнить про долг, девушка всплеснула руками и тихонько ойкнула. За навалившимися заботами позабыла она про свой урок! Букет золотарника, оставленный с полчаса тому назад у круглобокого самовара, должно быть, уже разметало веселым сентябрьским ветром по всей террасе.

Впрочем, как можно печалиться о цветах, когда тут такое творится? Ох, неистребимая женская натура. Батюшки-светы, что делать!

«Прежде всего, не лезть не в свое дело. Скорей бежать к дому. Его сиятельство вот-вот затребуют завтрак. У них режим», – подумала Татьяна, но вместо того что бы сорваться вниз по каменистой дорожке, что вела прямиком к флигельку, утопающему в кронах вишневых и яблоневых деревьев, навалилась спиной к бревенчатой стене «Колоссеи», присела, подогнув колени к самому подбородку, закрыла лицо ладошками и разревелась. Да не как все бабы, напоказ, с истерикой и непотребным завыванием, а тихо, едва различимо.

***

Пожалуй, впервые за все время пребывания в барской усадьбе девушка искренне сожалела о том, как мало было возложено на нее обязанностей. От мучительного волнения и желания поскорее расспросить обо всем Ефимова Татьяна не находила себе места.

Будь она по-прежнему у себя в деревне, непременно бы за утешением кинулась в поле, стремясь забыться работой. Уж там-то трудам раздолье, любо-дорого вспомнить! Кажется, закрой глаза и тут они… родные места. Прямо к домишкам лепится лес, ластится еловыми лапами, точно кот к ногам радушной хозяйки, пройди его насквозь и вот уже расстилается широкий, беспредельный луг. Во все стороны лежат добрые травы. Смотри – не смотри, да только не разберешь, где берут они свое начало и где исчезают.

То-то веселые выходили сенокосы, то-то славные. Ах, как дивно под самым солнышком вязать снопы, радостно природе – благостно на душе. Бывало, распрямишься, глянешь окрест и мнится, что вот-вот на глаз разберешь самою дремотную духоту. Даже теткина