Читать книгу - "Хроника смертельной весны - Юлия Терехова"

— Не сомневаюсь. Но я не променяла танец на любовь. Так неужели вы думаете, что я променяю его на деньги и власть?

— Ваши слова жестоки, — Франсуа поджал губы. — Значит ли это, что вы меня не любите?

— Вы мне очень нравитесь, Франсуа. — Анна прямо посмотрела ему в глаза. — Но я вас совершенно не знаю. Мы встречаемся с вами уже почти два года, но кто вы? Что вы за человек? Да и вы ничего не знаете о моей прошлой жизни.

— Напрасно вы так думаете. Определенную картину я успел себе составить. И если вам интересно, я могу вам рассказать о себе, о моем детстве и юности. Хотите?..

— Расскажите, — Ей хотелось хоть на время прекратить разговор о возможном браке. C того момента, как Франсуа завел о нем речь, она чувствовала себя не в своей тарелке. Франсуа же несколько мгновений изучал ее, словно желая понять, правда ли ей интересно, или она просто желает сменить тему, но потом начал:

— Про таких, как я, в Испании говорят: «Nació con cuchara de plata en la boca»^[107]. Мой отец, восемнадцатый герцог Альба, женился на моей матери, графине де Сильва, по любви, как ни странно — в то время в нашем кругу редко заключались браки по любви. Они познакомились на французской Ривьере, в отеле «Негреску», в 1965 году, спустя три года поженились, а спустя положенный срок родился я — их первенец. Мой крестный, король Хуан Карлос, тогда еще наследный принц, изрек, принимая меня из рук кардинала Винсенте Энрике, епископа Толедо: «Вот будущее Испании!»

Я, к сожалению, не оправдал ожиданий. Я был редкостный «el pasota»^[108]. огорчал мать и раздражал отца, а уж старших членов семьи — бабку по линии Альба и ее двоюродную сестру, маркизу де Парра…

— Пако, ради Бога! — перебила его Анна. — Пощадите…

— Старшие старались не говорить обо мне в приличном обществе, так как при упоминании моего имени всегда находился титулованный читатель скандальной прессы и начинал, с удовольствием обсасывая подробности, пересказывать содержание какой-нибудь статьи из паршивой газетенки.

— Лживой статьи, без сомнения, — поддела его Анна.

— Ну почему же лживой? — усмехнулся Франсуа. — Когда мне было пятнадцать, папарацци засекли меня в компании пьяных матадоров после рождественской корриды в Лас Вентас^[109], а еще раньше… ха-ха…

— Что — ха-ха?..

— У меня был приятель — пикадор по имени Хесус Монтего. Как-то я напоил его кантабрийским орухо…

— Чем-чем?..

— Пятидесятиградусной водкой. И пока тот храпел в раздевалке, нацепил его костюм и вышел на арену. Когда моя мать узнала — а она страстная любительница корриды — у нее чуть сердечный приступ не случился. На той корриде погибли три матадора.

— Какое варварство! — воскликнула Анна. — Вы убивали невинных животных!

— Скорее, невинные животные убивали нас, — невозмутимо заметил Альба. — Это была настоящая резня. Знаете, что такое — терция смерти? El tercio de muerte?

— Не знаю, но звучит жутко.

— Это заключительная фаза корриды. Тореро, со шпагой и мулетой^[110] в левой руке, с непокрытой головой, обращается к человеку, которому он посвящает быка. В тот раз Мигель Соледа посвятил быка королеве Софии. Менее чем через четверть часа Эль Моро^[111] поднял его на рога, практически разорвав пополам.

— Эль Моро?

— Так звали быка.

— И что с ним сделали? С быком?

— Бык-убийца доживал свои дни, покрывая лучших коров Севильи и Андалусии^[112]. А у Мигеля осталась вдова с двумя маленькими детьми. Что касается меня, то после попойки с матадорами меня отослали в Швейцарию, в закрытую школу для трудных подростков из благородных семей. Там даже был карцер.

— В закрытых школах есть определенные плюсы, — благоразумно заметила Анна.

— Вы, как балерина, знаете это лучше других. Вы ведь тоже учились в интернате с жесткой дисциплиной.

— Нас за провинность не сажали в карцер, — возразила Анна. — Всего лишь оставляли на дополнительный экзерсис.

— В нашем карцере была постель с льняными простынями, горячий душ и неплохая библиотека, — Альба рассмеялся. — Ограничения касались общения с друзьями, прогулок на свежем воздухе и развлечений типа вечеринок и охоты.

— Какие строгости, — фыркнула Анна. — А потом?

— После школы, которую я все же закончил de honor^[113], я поступил в Академию ВВС.

— Вы — летчик? — изумилась Анна.

— Я военный пилот, — поправил ее Альба. — El Comandante del Ejército del Aire de España^[114].

— Вот уж никогда б не подумала…

— Это, собственно, почему? — в свою очередь удивился Франсуа. — Выбрать военную карьеру для молодого человека из благородной семьи так же естественно, как… ну не знаю… для еврейского мальчика играть на скрипке.

— Какое-то сомнительное сравнение, — поморщилась Анна.

— Да, не очень удачное, — согласился он.

— И вы служили в армии?

— Естественно. В эскадрилье Patrulla Águila.

— Орлиный патруль? — перевела Анна. — Что это?

— Несмотря на бойкое название, это всего лишь пилотажная группа из семи штурмовиков, что-то вроде ваших «Русских витязей». Мы выделывали всякие штуки на парадах и авиашоу.

— Как-то я была на таком шоу. Это очень красиво.

Франсуа кивнул с улыбкой, которую вполне можно было назвать горделивой.

Анна задумалась.

— То есть вы никогда не были на войне?

— Бог миловал, — Франсуа покачал головой. — В 90-е я по глупости пытался напроситься в зону боевых действий…

— Куда?

— В Сербию, — Франсуа заметил, как Анна поджала губы: — Даже рапорт подал. Но моя мать употребила все влияние, чтобы Хуан Карлос самолично наложил запрет на мою командировку. И я остался развлекать их величества в Мадриде. Скоро мне это осточертело, и я вышел в отставку. К тому времени мой отец умер и долг требовал от меня, чтобы я женился. Моя матушка сосватала мне Лауру, графиню Бланка, младшую дочь из семьи Кандия. Некоторое время мы жили с ней в Мадриде. Нельзя сказать, что наш брак был несчастливым, но в один прекрасный момент мы поняли, что безмерно надоели друг другу и мирно развелись. Оба сына остались с матерью, а я уехал в Париж. И жил себе спокойно, пока однажды около Опера Бастий не встретил изумительную женщину, с которой захотел связать жизнь. Я пытался стать для нее необходимым. Очень старался, честное слово. Но она меня отвергла.