Читать книгу - "Загадка Белой Леди - Дмитрий Вересов"

– Точно не знаю. Может быть, просто сильное душевное потрясение.

– Вот видите. Это много легче. Да и вы с вашей дисграфией…

– Дать вам фору?

Миссис Хайден задорно тряхнула огненными кудрями, отчего по белому шелку пробежали жаркие отсветы.

– Ну уж нет! – Щеки ее разрумянились, и в этом нежном румянце Виктор без труда прочитал отсветы другой жизни.

Они подошли к краю аллеи.

Земляничное дерево стояло в самой нежной, самой прекрасной поре своего цветения. Бледно-розовые, почти прозрачные крошечные лепестки шевелились от малейшего движения воздуха, создавая впечатление, что дерево дышит. Но, бурно дыша, оно в то же время стояло, словно зачарованная принцесса во сне, и не издавало никаких запахов. Непонятная обида вдруг захлестнула миссис Хайден, и она потянулась к цветку всем лицом, не заметив встречного движения Виктора. Виски их соприкоснулись, кожа ее мгновенно покрылась испариной, и в ту же секунду откуда-то из глубины бледно-розового цветка вырвался пронзительный, ни на что здесь не похожий аромат. Голова ее закружилась, перед глазами в рваной черной тьме промелькнули поляна с темными, почерневшими от солнца зубчатыми листьями, алые капли ягод, темные точки муравьев, луг, река, лес…

Потрясенная женщина судорожно схватилась за руку Виктора, показавшуюся ей такой прохладной и спасительной.

– Что с вами, Кинни?

– О, ничего. Вероятно, на меня сильно подействовало ваше предложение. Видимо, когда-то я была слишком азартным человеком.

Виктор лишь понимающе улыбнулся. «Итак, она звалась Татьяной…», – снова зазвучало у него в голове.

Предложение Виктора и обрадовало, и расстроило миссис Хайден. С одной стороны, оно говорило о том, что он видит в ней равную, не больную, а пребывающую во вполне здравом уме женщину, которая может помочь другим. Но… Неужели в нем так мало чувства, что он готов играть? Впрочем, здесь, скорее всего, все – игра. Все игра, ибо все они, так или иначе, дети, не помнящие, не умеющие общаться, писать. Думать. Жить обыкновенной правильной жизнью взрослых.

Только так и надо ко всему этому относиться.

К тому же новые общения могут дать и новую пищу для изучения возможностей побега.

И миссис Хайден решила не откладывать попытки знакомства, хотя заранее и предполагала в глубине души полный провал.

Разумеется, она не стала ни подходить к русскому дипломату в столовой, ни тем более заходить к нему в коттедж, стоявший на отшибе второй террасы и почти вплотную к каменной стене. Место это было мрачное, с валунами, с елями и почти не сверкавшим над головой небом. Как-то раз, еще во время своих первых прогулок по пансиону, миссис Хайден забрела туда случайно. И тогда она сразу же поспешила уйти из этого мрачного местечка, подавленная и почти напуганная. Теперь же, зная и о болезни Балашова, и о его пристрастии к первой террасе, она уже не удивлялась и даже с удовольствием посетила бы угрюмого затворника. Хотя бы ради спонтанно возникшего предположения, что стена за коттеджем наверняка совершенно не просматривалась. Но, разумеется, это был бы неправильный шаг.

И потому на следующий день еще до завтрака она просто отправилась немного погулять по отдаленной тенистой тропинке меж розоватых гранитов, из-под которых зелеными фонтанчиками вырывались пучки какой-то стреловидной травы. Балашова она обнаружила сидящим на одном из валунов. Мучительно сжимая пальцами виски, отчего его открытое ясное лицо становилось странно похожим на маску, он вел с собой какой-то неимоверно дикий нескончаемый разговор. На мгновение миссис Хайден даже стало не по себе от его бормотания.

– Ты знаешь, зачем все это? – глуховатым голосом спрашивал он сам себя. – Видимо, для того, чтобы ты начал все с нуля, – сам же себе отвечал он, а затем снова спрашивал: – Да, ты можешь, но Россия? – Таких, как я, будет много. – Таких много не бывает…

Миссис Хайден, намеренно громко ступая по гравию, вышла на открытое пространство перед валуном и остановилась.

– Доброе утро, господин Балашов, – спокойно и уверенно обратилась она к нему, не дожидаясь приглашения. – Я зашла сюда случайно, но вижу, что вы тоже еще не завтракали, давайте пойдем вместе. – Она чувствовала, что в ее словах и тоне звучит ложь, искусственность, что она разговаривает со взрослым человеком, как разговаривают с ребенком, животным или иностранцем на чужом для него языке. Но ведь она говорила… да, она говорила на том языке, который Виктор назвал русским. И говорить на нем было вполне легко и даже приятно.

Дипломат оторвался от беседы с самим собой, как отрываются от разговора с другим человеком, и в серых глубоких глазах его появилось выражение умной собаки, пытающейся понять хозяина. Миссис Хайден спокойно ждала. Наконец болезненная гримаса исказила его высоколобое лицо.

– Ты хочешь пойти с ней? – только по губам прочитала она его вопрос к самому себе, который, будучи произнесенным вслух, прозвучал бы почти оскорбительно. Но она поняла, что иначе он не может. – Да, наверное, – уже чуть громче прозвучал ответ. – Всеволод.

Он легко спрыгнул с камня и протянул ей руку. Рука была породистая, с овальными от природы ногтями и отклоняющимися назад последними фалангами пальцев.

– Мисс… Кинни, – улыбнулась миссис Хайден, даже немного разочарованная столь легкой победой.

– Вы англичанка? – удивился Всеволод.

– Да, – несколько неуверенно согласилась миссис Хайден, полагая неуместным сейчас вдаваться в подробности своего положения.

– Странно, – удивился он. – А говорите, как петербурженка.

– Кто? – вдруг с недоумением воззрилась на него миссис Хайден.

– Она спрашивает, кто такая петербурженка. – Значит, действительно англичанка. – Но ни один иностранец не сможет так жестко произнести «сюда». Даже москвич не сможет. – Простите, мисс Кинни. Я забыл, что задавать вопросы здесь практически бессмысленно. А в моем случае – и ждать ответов. Дело в том, что после аварии я способен общаться с другими, то есть отвечать на их вопросы, только через посредника в лице себя же самого. Я прекрасно сознаю всю нелепость и порой неприличность этого, но, увы… Вы очень красивы, несчастны, умны, но… Я боюсь, ваше общение со мной будет сведено для вас или к моему бесконечному монологу – или к диалогу, но меня со мною же.

«Чем же я могу помочь ему? – слушая его, лихорадочно соображала миссис Хайден. – Я чувствую, что смогла бы сделать это, если бы… если бы была увлечена им. О, тогда можно было бы творить чудеса. Но Виктор… У меня не получится игры… Однако этот человек проницателен, по-своему открыт и ничего никому не расскажет. Я откровенна с Виктором, но это откровенность чувств, а здесь…»

– Ничего, я согласна. Мне очень не хватает общения. Только скажите, почему же вы сразу решили, что я несчастна?