Читать книгу - "Каменный мешок - Арнальдур Индридасон"

Тон как бы извиняющийся. Стыдно ей немного, что накричала на задумчивого и чем-то явно обеспокоенного гостя из полиции. Вид у него какой-то странный, что-то его гложет, что-то у него в жизни не так — это она сразу заметила по голосу и по глазам, — да и одет небрежно: мятый шерстяной жилет, старый пиджак с почти протертыми локтями.

Эрленд устало улыбнулся, поблагодарил хозяйку за предложение и два часа спустя нашел первый ящик с личными бумагами Беньямина Кнудсена, торговца. К этому времени Эрленд уже почти все на свете проклял, такой беспорядок был в подвале. Никакой, ни малейшей логики в расположении вещей. Старые вещи и новые лежат в одном и том же месте, кучами, которые приходится дотошно разбирать, — поэтому скорость продвижения минимальная. Но все-таки чем дальше от входа, тем более старые вещи попадаются. Ему давно хотелось выпить кофе и выкурить сигарету, и он все думал, воспользоваться гостеприимством Эльзы или объявить обеденный перерыв и отправиться в ближайшую забегаловку.

Ева Линд никак не шла у него из головы. Мобильный был у него при себе, и он все ждал, вдруг позвонят из больницы. Ждал каждую минуту. Совесть не давала ему покоя — он же должен быть рядом с ней, так что он делает в этом подвале? Может, в самом деле взять на несколько дней отпуск и просто сидеть рядом с дочкой и говорить с ней, вот как тот врач наказал. Не отходить от нее, не оставлять ее одну без сознания в отделении интенсивной терапии. Кто ей скажет доброе слово, если не он, кто из родных придет к ней, если не он? Это все, конечно, правильно, да только он знает, что не усидеть ему там без дела, ожидая, пока ей не станет лучше. Работа — лучшее лекарство, какое он знает. Без работы мысли его все время идут в одном направлении, а туда их отпускать нельзя. Все он норовит вообразить себе худшее, немыслимое, непоправимое — нет, нельзя, гнать прочь работой.

К черту все это, в самом деле, надо сосредоточиться. Вот у меня целый подвал, разбирай не хочу. А вот старинный письменный стол, что это там внутри? О, счета, кто плательщик? О, то, что надо, «Магазин Кнудсена». Выписаны от руки, разобрать почерк очень трудно, кажется, это за поставки. В других ящиках — другие счета, похожие; судя по типу закупок, у Беньямина Кнудсена был магазин колониальных товаров — чай, кофе, сахар и прочее.

И ничего про аренду летнего домика под Рейкьявиком, на современном Ямном пригорке.

Синдром отнятия наконец скрутил Эрленда в бараний рог, и следователь отправился на улицу за глотком никотина — в подвале как раз имелась дверь, ведущая в сад. Какой чудесный сад, кстати, все начинает оживать, весна все-таки. Впрочем, Эрленд не особенно обращал внимание на флору, а просто стоял, вдыхая живительный смрад и выдыхая его обратно. Довольно быстро выкурил две сигареты подряд. Многовато, решил Эрленд и уже было собрался вернуться в подвал, как в кармане зазвонил мобильный.

— Как там Ева Линд? — первым делом спросила Элинборг.

— Без сознания, как и раньше, — резко оборвал ее Эрленд, не желая тратить время на пустую болтовню. — Что-то новое есть?

— Я поговорила с нашим стариком, Робертом. Ну который жил у пригорка. Я не очень уверена, что правильно его поняла, но он вроде бы вспомнил, что какие-то люди ходили вокруг этих твоих кустов.

— Кустов?

— Ну которые рядом со скелетом.

— А, смородина! Ну и кто же?

— Думаю, он умер.

Кто-то хихикает на заднем плане — кто? А, ну конечно, Сигурд Оли.

— Тот, кто бродил меж кустов?

— Нет, Роберт, — сказала Элинборг. — Так что больше мы из него ничего не вытянем.

— Ну и кто же там бродил меж кустов?

— Роберт изъяснялся очень туманно. Некто приходил к кустам, часто, но гораздо позднее. Собственно, вот и все, что он смог произнести внятно. А потом попробовал добавить еще пару слов. Сказал «зеленая женщина» — и замолчал.

— Зеленая женщина?

— Да. Зеленая.

— Часто, много позднее, зеленая, — повторил Эрленд. — Много позднее, что это он имел в виду?

— Я же и говорю, он едва дышал, говорил с паузами, поди пойми, о чем он. Вроде бы он еще добавил, что эта женщина была не только зеленая, но и…

Элинборг запнулась.

— Но и какая? Неужели плоская? — спросил Эрленд.

— Нет, скрюченная.

— Скрюченная?

— Так он ее описал. Он уже не мог говорить, несчастный человек, взял у меня блокнот и накорябал одно слово — «скрюченная». А после как бы заснул, и, наверное, что-то в этот же миг с ним приключилось, потому что вдруг ни с того ни с сего весь больничный персонал слетелся, как вороны на падаль, к Роберту в палату и…

Элинборг замолчала. Эрленд обдумал ее слова.

— Получается, некоторое время спустя к нашим смородиновым кустам приходила женщина, и приходила часто.

— Видимо, это уже после войны, — вставила Элинборг.

— А он не вспомнил, жил кто-то в этом доме или нет?

— Вспомнил, там жила семья, — ответила Элинборг. — Муж, жена и трое детей. Больше ничего не смог сказать.

— Значит, там таки жили люди, в этом доме?

— Получается так.

— И еще она была скрюченная. Что это значит? Сколько там лет этому Роберту?

— Ему за девяносто… точнее, наверное, было за девяносто.

— Черт его поймет, что он хочет этим словом сказать, — пробормотал Эрленд словно бы про себя. — Скрюченная женщина в смородиновых кустах. А в доме Роберта кто-нибудь живет? Этот дом еще существует?

Элинборг изложила боссу, что они с Сигурдом Оли поговорили с нынешними владельцами дома, но собеседница их не выказала большого желания разглагольствовать. Эрленд в ответ предложил им повторить эксперимент, а именно — расспросить всех соседей, не видел ли кто людей, навещающих смородиновые кусты, и не было ли среди этих людей женщины. Надо также опросить родственников Роберта, если таковые имеются, и выяснить, не рассказывал ли он и им про семью из пяти человек, жившую в доме по соседству. Сам он тем временем еще покопается в подвале, а потом отправится в больницу к дочери.

Эрленд вернулся к барахлу Беньямина, торговца колониальным товаром, размышляя, сколько дней ему еще придется здесь провести в поисках чего-нибудь стоящего. Порылся немного в письменном столе, но, судя по всему, там были лишь счета и прочие бумаги, относящиеся к деятельности его главного детища, «Магазина Кнудсена». Эрленд сам не помнил этой лавки, но знал, что располагалась она на Окружной улице.

Спустя два часа, две