Читать книгу - "Свой против своих - Фридрих Незнанский"

Троекуров тут же позвонил с селекторного телефона некоему Алексею Степановичу. Следователи тоже могли слушать его ответы.

— Разумеется, эту фамилию я знаю. Еще бы — председатель совета директоров банка, не мог не сталкиваться. Однако ничего предосудительного сказать не могу.

— За что же «Челобитный» лишен лицензии?

— Пострадал-то он, как и остальные, за недовложение бюджетных средств. Однако, насколько мне известно, проблемы у «Челобитного» возникли из-за ошибок на исчисление доходов физических лиц. Сейчас налоговые службы ведут проверку. Если выяснится, что нарушения не являются серьезными, то банк возобновит свою работу.

Попросив у Троекурова выразительным жестом позволение вступить в разговор, Вячеслав Иванович сказал невидимому собеседнику:

— У нас был случай. Когда мы арестовали сотрудника Управления кредитных организаций.

— Это как раз налоговики.

— Да. Того типа мы задержали за взятку. Он обещал способствовать аннулированию налоговых претензий, выявленных во время проверки одного из банков.

— Кажется, я знаю, о ком вы говорите.

— Наверное. Только дело в другом. Он требовал деньги наличными.

— Знакомая картина, — подтвердил Алексей Степанович. — Обычно взятка составляет десять процентов от спасенной суммы.

— Вот видите, вы знаете, — обрадовался Грязнов понимающему собеседнику. — И по-моему, удельный вес подобной разновидности взяток увеличивается. Раньше старались отделаться «борзыми щенками»: квартирой, мебелью, машиной, зарубежными поездками. Почему картина-то изменилась?

— Чтобы не так было заметно. Уже после периода, как вы говорите, «борзых щенков» взяточники перешли к переводам с расчетного счета на зарубежный счет физического лица или коммерческой структуры. Только и это в конце концов оказалось опасным способом: остаются следы, подтверждающие документы и так далее. К тому же сейчас в шесть раз вырос процент за обналичивание — дошел до восьми процентов. Крутая величина. Поэтому чиновники вернулись на круги своя — перешли на наличные. С этого все и начиналось в доброе старое время. Оно и проще, и надежнее.

После разговора с Алексеем Степановичем Турецкий вздохнул:

— Я все-таки не понял: нужно трясти этого Лузянина или нет?

— Ну конечно нет, — сказал майор. — Его банк и пострадал меньше остальных. Тут уж грех жаловаться на Преснякову.

— Почему же тогда Скворцовская назвала его подозрительной фигурой?

Троекуров оживился:

— В этом-то вся закавыка. Дело в том, что ни один банкир не станет подставлять своего коллегу, будь они хоть самые лютые конкуренты. И то, что эта женщина навела на него следователей, скорей всего, означает одно — хочет отвести внимание от своего банка.

Вскоре после ухода майора, Грязнов еще оставался в кабинете, позвонил Володя Поремский. Уже по первым словам чувствовалось, что он невероятно возбужден. Это с его-то олимпийским спокойствием, граничащим с флегматичностью!

— Александр Борисович, не удалось мне поговорить с сыном Пресняковой — он улетел!

— Саврасов же прилетел только вчера вечером.

— Заехал на кладбище, переночевал у Павла Афанасьевича, а рано утром улетел. Причем в Германию. Я пытался выяснить что-нибудь у его дяди — тот не знает. Какие-то срочные дела, в подробности племянник не вдавался. Саврасов хотел узнать, прибудет ли Дмитрий на девять дней, на сороковины матери. Тот толком ничего не ответил.

— М-да. Номер своего нового мобильника оставил?

— В том-то и дело, что нет. Сказал, будет сам звонить.

— Час от часу не легче. Что ж это за близкий родственник! А с кем Дмитрий вчера общался в Москве?

— Ни с кем. Как приехал, у него была с собой водка, так и начал мать поминать. Павел Афанасьевич уже много пить не мог, с поминок вернулся. Так Дмитрий один засандалил почти всю бутылку, из-за стола не вставал. А утром ни свет ни заря попрощался и уехал. Они думали, что возвращается на Кипр. Я на всякий случай проверил: ничего подобного — в Германию.

Узнав о странной новости, Грязнов только пожал плечами:

— Я, собственно, не уверен, что сын Пресняковой может чем-то помочь. Ну улетел и улетел.

— Да я, Слава, и сам не уверен. Только что-то мне здесь не нравится.