Читать книгу - "Банда 2 - Виктор Пронин"

— Куда же они исчезают?

— Кавказ, Прибалтика, Украина... Да и Россия-матушка не так уж мала даже в безбожно урезанном виде, который ей устроили беловежские зубры... На запчасти машины разбирают. Их найти, сам понимаешь, уже невозможно.

— Слушай, облаву какую-нибудь устроили бы, а? Ведь краденые машины, поддельные документы распознать несложно, а?

— Дело в том. Овес, что украденные машины мы иногда обнаруживаем. Бывает. Случается. Но еще не было случая, чтобы нам удалось обнаружить поддельные документы.

— Это как? — не понял Овсов.

— Все документы подлинные, — повторил Пафнутьев. — Подлинные бланки, печати, штампы... Даже подписи.

— И о чем это говорит?

— Это говорит о том, что десять-пятнадцать миллионов, за которые можно продать машину, не оседают в одних руках. Они оседают в разных руках. Угонщики в лучшем случае получают десятую часть. Поэтому машин им требуется все больше. И, как видишь, им требуются для работы не только классные водители, механики, сборщики-разборщики, но и мясники.

— У меня нет машины, — сказал Овсов.

— Я тоже как-то обхожусь.., прокурорской, — усмехнулся Пафнутьев. Он тоже расслабленно сидел на скамейке, подставив лицо нежарким лучам осеннего солнца. Сложив руки на животе, поигрывал большими пальцами и их вращение то замедлялось, то ускорялось, полностью отражая разговор и настроение самого следователя. — Как поживает наш Зомби? — спросил он, подождав, пока мимо пройдет какой-то слишком уж любопытный больной.

— Ничего поживает. Приветы передает.

— Спасибо. Помнит, значит, меня?

— И тебя помнит, и твое обещание назвать ту красавицу, которую нашли у него в кармане полгода назад.

— Пусть потерпит денек-второй...

— И назовешь? — недоверчиво скосил глаза в сторону следователя Овсов.

— Назову. Рвется в бой?

— Сегодня вышел па первую прогулку... Гулял по двору, присматривался, принюхивался... Обошел весь двор, заглянул во все щели... Я за ним из окна смотрел.

— Что же его больше всего заинтересовало?

— Через какую калитку люди выходят, через какую входят... Где забор проломан, где через него перебраться можно...

— Какой-то у него криминальный интерес...

— Я тоже на это обратил внимание.

— Ну что... — Пафнутьев посмотрел на часы. — Будем прощаться. Овес.

— Подожди... Я не сказал тебе одной важной вещи... Этот мясник... Он левша.

— Что? — вскочил Пафнутьев. — Левша?! И ты молчал?!

— Думал, — невозмутимо ответил хирург. — И у моего Зомби, и у этого парня, — он кивнул в сторону морга, — удары нанесены слева.

— Но в левую часть спины можно ткнуть и правой рукой?

— Можно, — согласился Овсов. — Все можно... Но эти двое получили удары слева, в спину, чуть повыше пояса... И оба нападения связаны с машинами — ты сам это подметил.

— Ладно, — сказал Пафнутьев. — Разберемся. Пока... Скоро приду проведать Зомби. Пусть готовится.

— К встрече с тобой он всегда готов. Еще неизвестно кому надо готовиться, — произнес Овсов загадочные слова.

— Не понял? — живо обернулся Пафнутьев.

— Я вот думаю... То ли ты собираешься использовать его в своих планах... То ли он тебя...

— Даже так? — спросил Пафнутьев почти с восхищением. — Ну-ну!

* * *

Частный гастроном господина Халандовского за год преобразился в полном соответствии со всеми переменами, происходящими по велению президента и его круглоликих соратников. На окнах появились занавески, продавцы стояли в белых халатах и накрахмаленных кокошниках. Даже уборщицы, появлявшиеся изредка в торговом зале, были в неизменно белых халатах и кокошниках, что было явным перебором, поскольку покупатели простодушно считали, что это продавцы, оторвавшись от колбас, орудуют тряпками. Сквозь вымытые окна солнечный свет проникал обильно и беспрепятственно. Да и товаров стало больше, зато покупателей поубавилось — за килограмм приличной колбасы нужно было отдать половину зарплаты, а на бутылку хорошей водки люди могли раскошелиться разве что по случаю золотой свадьбы или найденного в трамвае кошелька.

В ближнем отсеке гастронома расположился коммерческий киоск, или как стали называть — комок. Здесь продавалась всякая всячина — выпивка, парфюмерия, газовые пистолеты, автозапчасти, банки с селедкой, заморские трусики, под потолком были развешаны люстры, пиджаки и юбки.

Но покупали, в основном, жвачку — школьники и" соседней школы. От смуглолицых продавцов веяло восточной ленью, невозмутимостью и непредсказуемостью. Глаза их были наполнены негой и тоской. На покупателя смотрели долго, с какой-то нездешней истомой, словно никак не могли понять — как он здесь оказался и зачем пришел?

В другом конце гастронома работала установка по поджариванию сосисок. Восточные люди покупали сосиски здесь же, поджаривали, увеличивали цену в пять раз и продавали. Поджаривали на вращающихся железных стержнях, сосиски на них тоже переворачивались, от неравномерного и безжалостного разогрева покрывались какими-то ненормальными вздутиями, пузырями, напоминающими жженые раны на человеческих конечностях. Но — покупали. Стараясь убедить себя в этом, что первое впечатление ложное, что жженые пузыри на сосисках — признак их качества и свежести...

Пафнутьев давно здесь не был и оглядывался с веселой озадаченностью. На все перемены смотрел с любопытством, словно все время пытался понять нечто от него ускользающее. И, наконец, до него дошло — в магазине не было покупателей. Хотя на витринах он увидел и несколько сортов колбас, и ветчину, и копченые вырезки, и всевозможные рулеты, от одного вида которых рот наполнился слюной. Пафнутьев поспешил отвернуться и прошмыгнуть в подсобные помещения. Здесь его еще помнили и добраться до кабинета директора ему удалось без помех, хотя несколько молодых ребят в черных куртках и зеленых штанах проводили его взглядами. Увидев, что гость уверенно пробирается к директорскому кабинету, ребята сонно отвернулись.

Пафнутьев постучал.

— Да! — раздался знакомый голос.

— Позвольте? — Пафнутьев робко заглянул в дверь. Халандовский возвышался над столом в белоснежной сорочке и была во всем его облике какая-то монументальность, он напоминал еще не открытый памятник, затянутый белым полотном в ожидании стечения народа, оркестра и фейерверка. Только голова памятника, не уместившаяся под покрывалом, торчала наружу, поглядывая на окружающий мир лениво и величественно.

— О! — вдруг воскликнула голова с неподдельной радостью. — Вот кого я всегда рад видеть и приветствовать! Паша! Неужели жив?!

— Не уверен, — Пафнутьев перешагнул порог.

— Но жизненно-важные места уцелели?

— Надеюсь, — отвечал Пафнутьев со сдержанной скромностью, чтобы дать почувствовать хозяину, как он значителен и почитаем.