Читать книгу - "Разорванная связь - Чингиз Абдуллаев"

В примитивных цивилизациях нет такого понятия, как «свингерство», – подумал Дронго. Зато в развитых оно присутствует. Или это всего лишь издержки нашей цивилизации, некая плата, которую мы должны платить за продвижение к свободе? Не уверен, что мы готовы платить. Хотя если в католической Испании, где еще несколько веков назад сжигали еретиков на кострах и где еще тридцать лет назад царила жесточайшая диктатура Франко, в том числе и в отношениях между мужчинами и женщинами, уже разрешены однополые браки, то, может, действительно мир меняется.

«Значит, и у меня есть некие ограничения степени моей свободы, – думал Дронго. – Очевидно, есть условности, через которые я не могу переступить. Сказывается мое патриархальное воспитание. А может, и хорошо, что сказывается? Или во мне говорит человек иной культуры? Нужно научиться толерантно относиться к любым проявлениям свободы, в том числе и в сексе, установив личные табу для себя самого. Может, так более правильно, ведь это ты всегда считал, что абсолютная свобода и есть самый главный приоритет для любого мыслящего существа. Это ведь ты считаешь, что даже скованные узами брака мужчина и женщина имеют право на свободные отношения. Это ведь ты изменяешь Джил, не задумываясь о последствиях своих поступков. И точно зная, что она никогда не изменит тебе. А ведь это грех прелюбодеяния даже по христианским законам. И по иудейским, и по мусульманским. Желать чужую женщину, связанную браком с другим мужчиной. Обладать ею. Тогда выходит, что ты ханжа и лицемер. Позволяя себе то, чего не позволяешь своим близким… Нет, это неправда. Человек рождается свободным и должен умереть свободным. И каждый должен иметь право на свое счастье, на свой выбор. Только так и не иначе.

Но тогда почему ты осуждаешь свингеров? Если ты сам никогда не был примером нравственности и добродетели, если совершал грех прелюбодеяния, если желал чужих жен, то должен быть готов и к тому, что кто-то возжелает и твою жену. Кто без греха, пусть первым бросит камень. Как же тогда быть с этой свободой и с твоими рассуждениями? И вправе ли ты осуждать свингеров, если они честно делают то, что другие обычно не выносят на суд общества? Разве честнее, когда жены изменяют своим мужьям тайно, обманывая и притворяясь? Кто решил, что это лучше свингерства?

Кажется, я пытаюсь решить неразрешимые вопросы. Каждый человек должен установить для себя некую норму морали. Некие нравственные законы. И вполне очевидно, что эти нормы начинают размываться в двадцать первом веке. Может, поэтому мусульманская община с таким остервенением и злостью борется против разлагающего влияния другой цивилизации на их нормы жизни и морали. Может, поэтому все большее число молодых девушек надевают на голову платки, даже в цивилизованных европейских странах, как форму защиты от влияния иной морали и нравственности. И полем битвы являются уже не только души, но и тела людей. Их настоящее и будущее. Кто знает, что есть истина? В Древней Греции, являющей собой классический пример развития цивилизации, одной из обязательных норм обучения для всех мальчиков были гомосексуальные отношения. Или мы возвращаемся к тому, с чего мы начали? И свингерство всего лишь пещерное проживание людей, находящихся на одной замкнутой территории и вынужденных размножаться подобным образом? Ведь эскимосы, традиционно предлагающие свою жену на ночь пришедшему гостю, на самом деле действуют в соответствии со своими традициями нравственности, направленными на выживание данного национального этноса, даже таким, кажется, невозможным и противоестественным путем, который является единственно правильным в их условиях. И, может, в каждом из наших поступков есть отражение некой целесообразности, не доступной нашему пониманию?

Хорошо, что я не эскимос. И даже не немец. Пусть я не так развит, как цивилизованный европеец, и не столь одичал, как эскимос, но мне хорошо и удобно в своей нише. И я не хотел бы менять ее на другую, даже более совершенную».

Дронго взглянул на часы. Уже полдень. Нужно узнать, как идут дела у комиссара Морено. Он переоделся, поменял рубашку и костюм, вышел из своего номера. У работавшей рядом горничной было уставшее лицо.

– Добрый день, – поздоровался Дронго.

– Здравствуйте, сеньор, – кивнула пожилая женщина, – я сейчас буду убирать в вашем номере. Сегодня у нас такой тяжелый день.

Он понял, что она ему сказала, и, кивнув на прощание, прошел к лифту. Когда он вошел в кабину, то даже заколебался. Но затем нажал кнопку четырнадцатого этажа. В конце концов, он обязан выяснить, чем все это закончилось. Ведь он был одним из основных подозреваемых.

На этаже уже никого не было. Комиссар и его сотрудники уехали в полицию, оставив одного дежурного у номера, где произошло убийство. Очевидно, они будут ждать результатов всех экспертиз, назначаемых в подобных случаях. Нужно провести вскрытие убитого, уточнить точную причину смерти, проверить все полученные отпечатки пальцев, просмотреть список гостей, ночевавших в отеле в эту роковую ночь, уточнить через генеральное консульство социальное и материальное положение убитого. На все это уйдет несколько часов, если не больше.

Дронго повернулся к лифту, когда услышал за спиной голос Гарригеса. Он повернулся.

– Мы отправили все материалы на экспертизу, – пояснил Гарригес, – но пока ничего не нашли. И никто не может объяснить толком, почему он решил снять одноместный номер. Никто, кроме вас, сеньор Дронго. Я искал вас на вашем этаже. Комиссар Морено попросил вас не покидать этого отеля до сегодняшнего вечера. Как и всех остальных членов группы, с которыми приехал сюда сеньор Золотарев.

– Ясно. Мы почти под домашним арестом.

– Нет, нет. Вы неправильно меня поняли. Это всего лишь мера предосторожности. Вы один из самых главных свидетелей. Речь идет, в том числе, и о вашей безопасности.

– Спасибо за заботу, – иронично заметил Дронго. – Там был один удар или несколько?

– Я вас не совсем понял.

– Его били лампой или это был только один удар? – уточнил Дронго.

– Насколько я понял, там был только один удар. Возможно, не очень сильный. Но удар пришелся в висок, и сеньор Золотарев сразу умер.

– Мне сказали, что его пиджак висел в шкафу на вешалке. Это правда?

– Кто вам сказал?

– Зять погибшего. Вы вызывали его на опознание тела.

– Мы его действительно вызывали. И пиджак висел в шкафу.

– Когда я уходил от Золотарева, я повесил его на спинку стула. И если даже предположить, что сам Золотарев поднялся и открыл кому-то дверь, то вряд ли бы он стал перевешивать свой пиджак в таком состоянии. Это сделал кто-то другой.

– Тогда нужно найти этого другого, – резонно заметил Гарригес, – а у нас нет никого, кроме вас.

– Вы проверили по центральному компьютеру, сколько раз открывалась его дверь? Вы все точно проверили?

– Конечно, проверили. Здесь не может быть никаких ошибок. Сначала дверь дважды открывали. Карточкой, а потом изнутри. С интервалом в две с половиной минуты. Это, очевидно, были вы, когда сначала вошли, а потом вышли из номера.