Читать книгу - "Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл"

Подобно заблудшему ягнёнку или потерявшемуся младенцу, одинокий постоялый двор на обочине являл собой печальное зрелище. При виде его так и слышалось то ли жалобное блеяние, то ли детский плач. По своей унылой заброшенности с такими гостиницами сравнится разве что Стонхендж[116]. В недавнем прошлом храмы британского гостеприимства, сегодня они способны завлечь разве что самого любопытного.

Вблизи бэйтаунской гостиницы не наблюдалось заливов[117], и только наивный путник решился бы назвать «городом» близлежащую деревушку. Домик бурым пятнышком пригрелся на склоне холма. Восточная сторона его уже погрузилась в сизовато-серый полумрак; последние лучи заката, в которых всё ещё грелись отдалённые равнины, освещали строение с запада, – казалось, холодный багрянец загасил в нём последнюю искру жизни. Жуткие истории, место действия которых – полузаброшенная придорожная гостиница, одна за другой стали приходить мне на память.

Между тем солнце, кажется, решило задержаться на небосклоне и дало мне возможность достичь цели под своим покровительством: так догорающая свеча отчаянно вспыхивает в последний миг ради того лишь, чтобы помочь читателю одолеть заключительные строки книги.

Благосклонность светила не осталась с моей стороны незамеченной: я решил, что внимание его заслуживает по меньшей мере того, чтобы им воспользоваться, пришпорил коня и вскоре бросил поводья у самого дома. А красный шар, оставив после себя лучезарный шлейф, удалился за горизонт, и мне подумалось, что в своё время земные монархи, решая вопрос о необходимости мантий, по которым стекали бы в бренный мир остатки монаршего сияния, явно пошли на поводу у небесной моды.

Но найдётся ли на земле монарх, способный, подобно солнцу, с такой лёгкостью рассыпать свои цвета вдоль горизонта? Сомкнутые ряды облаков, величественно проплывая там, где только что опустилось светило, не помешали последним его лучам достичь самых высоких верхушек деревьев: счастливейшие листики, поймав остатки царственного сияния, заискрились, словно россыпь отполированных золотых монет.

Красоту представшей предо мной картины я мог бы воспевать до бесконечности, ибо склонность к рефлексиям такого рода сродни привычке к табаку и жертву свою порабощает целиком и полностью. Ну и подобно курильщику, который никогда не держит в своей коробке менее одной сигары, обладатель развитого воображения всегда найдёт в запасе две-три мысли глобального характера, достойные всяческого поощрения и развития. Размышления сии были, однако, прерваны появлением конюха: выйдя из гостиницы, он приблизился к моему коню и положил руку на уздечку с выражением одобрения на физиономии.

– Хорошая сегодня погода, сэр. А вот завтра сыровато будет.

– С чего ты взял? – спросил я.

– Взгляните на те облака, сэр. Да нет, упаси боже, не там, где закат, а напротив. Видите, как их там плотно сбило – аж посинели, словно заплесневелый сыр. Ну так если ночью гром не грянет, считайте, в жизни своей я не видел настоящей грозы. Заходите, сэр. Дадим пристанище коню и властелину, как сказал бы поэт.

– Местечко тут у вас невесёлое, – заметил я не слишком почтительно.

– Отнюдь, сэр. Дважды в неделю мимо нас валит народ в Вукль, что в двух милях отсюда. После чего отваливает обратно – по закону природы, согласно коему, как говаривал мой папаша, река мокра хотя бы в устье. И верно, не много лестных слов могли бы мы сказать о реке, которая, вздумав впасть в океан, высохла бы вдруг у истока. «Благотворительность начинай в доме своём», – как говаривала моя мамаша.

– Бабушка твоя ничего такого не говаривала? – поинтересовался я как можно более дружелюбным тоном.

Конюх бросил на меня хитрый взгляд:

– Помнится, сэр, говорила она, будто бы вежливость сама себя вознаграждает. По моему же скромному разумению, лучшее для неё вознаграждение – хорошая промывка пищевого тракта, по которому следует она к месту назначения.

– На трезвенника ты не похож, – заметил я, шаря по карманам и разглядывая между делом красноватый нос своего нового знакомого. – Скажи, а кроме тебя, ещё хотя бы одна живая душа тут обитает? Дело в том, что мне хотелось бы получить у вас ужин и комнату на ночь.

– Хозяин пошёл проведать свиней, – сообщил конюх, ловко подхватывая мою подачку. – А Саймон… Не знаю я, где Саймон. Эй, Саймон! – заорал он, обращаясь к пустому пространству. – Ты нам нужен!

Вопль затих, не встретив ответа.

– Похоже он не идёт к нам, сэр, – заметил конюх по прошествии трёх безмолвных минут.

– Похоже что так, – ответил я.

И верно, лишь обладатель самого живого воображения мог предположить, будто кто-то внезапно появится среди ужасающей тишины, безмятежность которой однажды нарушило жужжание навозной мухи, спикировавшей из ниоткуда мне прямо на нос.

– А не мог бы ты сам проводить меня в дом? – спросил я, заметив, что конюх рупором сложил ладони и готов испустить ещё один вопль.

– Ну конечно. – Он быстро опустил руки. – Пройдёмте сюда, сэр. Надеюсь, вы не обидитесь на один добрый совет: не попадайтесь на пути вон тому козлу. Он, бедолага, всегда бодает незнакомцев.

Я охотно согласился не обижаться на этот дельный совет, мысленно усомнившись, правда, в том, что именно козёл, а не его жертвы заслуживает столь трогательно выраженного конюхом сочувствия. Споткнувшись о доску, которая отправила мою шляпу в долгий полёт, завершившийся в бочке с грязной водой, я относительно благополучно добрался до двери гостиницы и оставил таким образом грозного козла в далёком тылу.

– Но во имя грома небесного, с какой стати козла и бочку с грязной водой вы держите перед самой дверью? – воскликнул я, не слишком удачно, может быть, подобрав выражения.

– Как говаривал мой школьный учитель, сэр, – усмехнулся конюх, – что козёл, что бочка – один чёрт: имя существительное.