Читать книгу - "Пляж острых ощущений - Ольга Степнова"

— Кажется, дело швах! Этот Барсук — старый, уважаемый опер. Он на хорошем счету и к нему все прислушиваются. Он такую шумиху поднял вокруг этого дела! Понимаешь, он ненавидит людей с деньгами. Считает их всех ворами и бездельниками. Так что ты провинился уже только тем, что являешься внуком Сазона Сазонова. Короче, будет очень и очень трудно, но ты… держись!!! Если в ближайшее время не появится труп номер четыре, я сама проломлю кому-нибудь голову. А чтоб совесть не мучила, сделаю это с Юлианой Ульяновой — сука, редкостная! С удовольствием пронумерую ее холеную длань. Кроме того, что она несет редкую чушь про свои неземные успехи в Америке, она мяса не ест, водки не пьет и не ругается матом. Не наш человек!

— Не наш, — рассмеялся я. — Но видеть тебя соседкой по камере я не хочу.

— Конец свиданию! — снова крикнул конвойный.

— Элка, я тебя того-этого… люблю, одним словом.

— Ты тоже мне нравишься, — поспешно сказала она и пошла к двери с подозрительно гордо поднятой головой.

— У меня там обезьяна в вагончике! — крикнул я ей. — Ты корми ее! И кошку корми! Всех корми, кого мы приручили! А то сдохнут.

* * *

Последующие два дня пролетели как в дурном сне. Моего соседа по изолятору увезли в СИЗО, и я остался один. И хоть мы с ним практически не разговаривали, оказавшись в полном одиночестве, я понял, что так недолго и чокнуться. Чтобы как-то отодвинуть этот момент, я начал тренироваться — отжимался каждый час на кулаках по сто раз. Я заставлял себя есть склизкую кашу и старался не думать о самом плохом — одним словом, не сдавался.

Свиданий с родственниками и женой мне больше не дали. Единственное — передали записку от Элки.

«Обезьяну кормлю. Кошка сбежала. Привет от Максима Максимовича», — написала она. Я пытался найти в этих словах какой-нибудь двоякий смысл, но не нашел. Ну что можно сказать между строк в тексте «Обезьяну кормлю. Кошка сбежала»? Разве что, передавая привет от Максима Максимовича, она намекала, что встретилась с пацаном, знает о том, что он видел преступника, и уговорит его дать показания в мою пользу?!

Я устал ломать голову над запиской и дал себе такую физическую нагрузку, что спал потом, как убитый.

Два раза ко мне приходил адвокат, которого нанял дед. Судя по часам и костюму, это был дорогой адвокат. А судя по ботинкам из тонкой телячьей кожи, это был самый дорогой адвокат в этом городе. Я не запомнил, как его зовут, зато хорошо запомнил, что он сказал при первой нашей встрече.

— Дело, как ни странно, оказалось чрезвычайно трудным. Эти чертовы обстоятельства, что ваши пути с убитыми так неудачно пересекались! А очнется ли Маргарита Лялькина — неизвестно. Пока она в коме. Иван Матвеевич Барсук прямо-таки компанию в городе организовал под названием «Деньги над законом не властны»! Орет на каждом углу, что детки у богатеев решили, что могут совершать преступления, потому что безнаказанность покупается. Боюсь, судебный процесс может стать показательным. Барсук, видите ли, в прошлом старый партиец, который так и не принял новых законов жизни.

— Ну да, все должны курить «Приму», стричься бобриком, носить синтетические рубашки в полоску и душиться «Шипром».

— Что?!

— Да нет, это я так.

— Как ни странно, у этого Барсука объявилась куча сторонников. Они даже митинг в центре города организовали с плакатами «Отпрысков богатеев под суд за зверские преступления!» В общем, придется трудно.

Я и без него это понимал.

Если дело не решилось за эти три дня, которые я провел в изоляторе, то… скорее всего, оно дойдет до суда.

Если только…

Если только не появится жертва номер четыре.

* * *

Тем ранним утром меня должны были перевезти из изолятора в СИЗО.

И хоть я запретил себе думать о самом плохом — все равно думалось.

Настоящий убийца, судя по всему, затаился, затих. Ему на руку, что вместо него на нарах оказался другой человек. О том, что за эти преступления взяли меня, наверняка растрезвонили все местные «Новости» и газеты.

А если убийца так и не обнаружит себя, если частный детектив, которого нанял Сазон, ничего не раскопает, то мне впаяют…

Вот с этого момента я запрещал себе думать дальше и возвращал свои мысли назад.

«… Настоящий убийца затаился, затих».

То раннее утро не было солнечным. Или оно было настолько ранним, что солнце еще не успело разойтись в полную силу? Часов у меня не было, и я определил для себя время как пять утра.

По пути к машине, которую принято называть автозак, я чуть не свалился в обморок. И вовсе не от малодушия, а от свежего воздуха. Трое суток я провел в душном подвале, на прогулки меня не водили. Было так принято, или пытка духотой предназначалась исключительно для внука Сазона Сазонова, я не знал.

Оказавшись на улице, я вдохнул полной грудью и… закачался как анемичная барышня. Конвоир, похоже, воспринял это как попытку побега, потому что ствол автомата немедленно уперся мне в спину с такой силой, что головокружение сразу прошло. Надо сказать, что наручников на меня не надели — то ли со спецсредствами была напряженка, то ли меня посчитали абсолютно сломленным и безопасным, — я не знал. Я просто шел, сцепив сзади руки в замок.

— Голова закружилась, — объяснил я парню, стоявшему сзади, и он опустил автомат.

Я помню каждый свой шаг до машины. В небе галдели птицы, а в воздухе почему-то витал слабый запах горелой листвы, словно была уже осень. А может, за эти три дня осень взяла, да настала? Может, природа в мою поддержку нарушила заведенный порядок и выдала всем в разгар лета симптомы раннего увядания?

Глупые мысли лезли мне в голову и я начал считать шаги. Их оказалось ровно пятьдесят пять до машины.

Автозаком оказался обычный УАЗик-«буханка», специально для этого оборудованный. Конвоир пропустил меня в салон первым и закрыл на ключ дверь с решеткой, отделявшую меня от отсека, предназначавшегося для конвойного, где были два сиденья и небольшое окно. В моем помещении окон не было — только жесткая неудобная лавка, — но через решетку я мог видеть кусочек окна и обочину дороги, убегающую назад. О том, что ждет меня впереди, я старался не думать.

Что-то я слышал о том, что нам даются только те испытания, которые мы в состоянии вынести.

Дорога была хорошая, машина летела на очень приличной скорости, но почти не трясло. Неожиданно конвойный крикнул водиле в переговорное устройство: «Стой!» и мы резко затормозили.

— Эй! — приоткрыв дверь, крикнул кому-то конвойный. — Здорово, Серый! Ты чего на остановке в такую рань торчишь? Садись, подвезем, ведь нам по пути!

Я видел, как в конвойный отсек зашел парень и сел на второе сиденье рядом с конвойным. Они начали оживленно о чем-то болтать, но я их не слушал. Машина вновь набирала скорость.