Читать книгу - "Игра на выживание - Анна Владимирская"

Выйдя на Ринг, они оказались на просторной площади Марии-Терезии с двумя симметричными зданиями – Художественно-исторического музея и Музея естественной истории. Музеи обрамляют площадь, посреди которой сидит Мария-Терезия в своем тяжелом кресле. Вокруг каменной владычицы расположены зеленые шары, кубы и параллелепипеды – так прихотливо подрезаны кустарники, благодаря чему все это напоминает фантастическую игровую площадку под открытым небом для детей-великанов.

Лиза сразу же устремилась в венский Художественно-исторический музей, где предъявила свое удостоверение ИКОМ (Международного совета музеев) и была пропущена бесплатно. Поташев заплатил девять евро и тоже оказался за ограждением с бархатной перемычкой, преграждающим вход. Раневская стремительно неслась по музейному этажу в форме каре, читая на входных дверях таблички. Наконец она увидела надпись «Нидерландское искусство» и нырнула в зал. Двигаясь вдоль полотен, она вдруг воскликнула: «Ну, вот же!..» – и остановилась как вкопанная. Поташев, подошедший спокойным шагом вслед за ней, посмотрел на картину и констатировал:

– Брейгель. «Охотники на снегу».

Он какое-то время полюбовался полотном, а затем пошел рассматривать другие шедевры европейского искусства. Алексей не боялся потерять свою возлюбленную в гуще экскурсантов. Он уже знал по опыту: если у нее появилось такое выражение лица, она от этой картины отойдет не скоро. Кроме необходимости встретиться и поговорить с Дэвидом Геллертом, личной целью Раневской в поездке в Вену было увидеть одну-единственную картину – «Охотники на снегу» Питера Брейгеля. Не то чтобы она не собиралась смотреть все остальные шедевры Венского музея истории искусств, Бельведера[10], Альбертины[11]и прочих замечательных музеев и галерей столицы Австрии, конечно же, собиралась. Живописные сокровища Вены были важны и интересны, но все же главным, ради чего она отправилась в путешествие, оставались «Охотники».

Еще в ранней юности, когда она вместе с родителями посмотрела в кинотеатре повторных фильмов «Солярис» Андрея Тарковского, она поняла, что очень хочет увидеть это полотно наяву.

Лиза смотрела на «Охотников» и понимала, что Брейгель – абсолютно уникальный художник. Если бы не было Брейгеля, вряд ли гений Андрея Тарковского смог бы раскрыться с такой силой. Более того, вся фантастика Станислава Лема была бы исключительно научным предвидением виртуальной реальности и создания искусственного интеллекта, но в ней не осталось бы места для человека с его эмоциями.

Раневской была памятна сцена из фильма Андрея Тарковского «Солярис». В кают-компании космического корабля висит репродукция картины Питера Брейгеля Старшего «Охотники на снегу». Ее внимательно рассматривает героиня фильма, внешне – прекрасная девушка, по сути – фантом, порождение планеты Солярис. Камера подолгу задерживается на деталях картины, и кажется, что зимний пейзаж вот-вот оживет: зазвучат голоса конькобежцев, хрустнет снег под ногой охотника, залает собака…

А в странном создании, не ведающем, что такое Земля и населяющие ее люди, пробудятся в ответ человеческие чувства. Тарковский сделал символом нашей цивилизации картину с обыденным, ничем не примечательным сюжетом – зимний день, деревня, охотники возвращаются домой, и завороженный зритель безоговорочно ощущает точность режиссерского выбора. Какая картина может лучше объяснить инопланетянам, что такое Земля? Конечно, «Охотники»…

* * *

Тем временем Григорий Петрович Шанаев, прилетевший в Вену на пару дней раньше Раневской, готовил почву для сделки. Сперва ему нужно было съездить на встречу с Мюллером-Мельниченко, а затем – провести предварительные переговоры с Геллертом. Причем Геллерт попросил его, чтоб на этой встрече присутствовал его коллега – художественный руководитель «Ла Скала», известный музыкант Даниэль Берлинер. Такой поворот событий совсем не нравился Шанаеву, ему вовсе не хотелось посвящать в свои проекты третьих лиц, но деваться было некуда.

Встреча с Мюллером на этот раз проходила в парке дворца Бельведер. Герр Николас заявил, что врачи рекомендовали ему больше двигаться, и поэтому для прогулки он выбрал парк, в котором не было ни одной скамейки.

Шанаев здесь был впервые, и хотя он уже настроился на деловую волну, но даже его это место очаровало: и дворец, и шикарные клумбы, и скульптуры, и пруды с фонтанами, и небо – ярко-голубое, словно специально написанное над всем этим великолепием. Хотелось смотреть и смотреть! И во все стороны сразу! Вид на город открывался роскошный: дворец стоял на возвышенности, и вся старая Вена была как на ладони.

Сам дворец был удивительно гармоничен: нежный кремовый цвет стен буквально перетекал в клумбы регулярного сада и в пруды, а зелено-бирюзовая крыша сливалась с небом.

– Позвольте, уважаемый Григорий Петрович, я побуду вашим гидом, – мягко предложил Мюллер.

– Буду рад. Тут так красиво! – приветливо улыбнулся гость.

– Этот дворцовый комплекс появился благодаря… Кому бы вы думали? – Он сделал театральную паузу. – Благодарить надо принца Евгения Савойского. Построили Бельведер по мотивам парижского Версаля. Вы, конечно, бывали в Версале? – Старичок смотрел на антиквара с хитрой улыбочкой.

– Разумеется, – тряхнул головой его собеседник.

– Лично мне Бельведер нравится больше Версаля. Но это так, частное мнение. Весь комплекс был сооружен в стиле барокко и считается лучшим в мире в этом стиле. Он включает два здания – Нижний Бельведер и Верхний Бельведер. Само время благоприятствовало появлению этих архитектурных шедевров – семнадцатый век, время наивысшего расцвета и могущества великой Австрийской империи. Символом и доказательством этого расцвета стал Бельведер. Принц сначала построил себе летний домик, не сидеть же летом в городе? Получился Нижний Бельведер. Но посмотрел – маловат получился. И построил еще один, побольше – Верхний Бельведер. А между ними садик устроил…

– Ничего себе садик! Вы бы еще сказали – огородик! Ну вы, герр Николас, даете! – хохотнул Шанаев. – Вот смотрю и пытаюсь представить себе, какими они были, люди той эпохи? Как они все это задумали, спроектировали, построили, создали такую неповторимую гармонию, что я вот стою здесь, рот забыв закрыть, и немею от восхищения? Ведь века прошли! Да они же при свечах жили, на лошадях ездили, а такие шедевры создали!

– После смерти Евгения Савойского этот комплекс приобрела императорская фамилия Габсбургов, – покивал седой головой добровольный гид. – В те времена, как, впрочем, и сейчас, никто не хотел отставать в богатстве, роскоши, размахе дворцов и парков. Наверно, Бельведер не давал императору покоя – как же, такая красота, да не моя… Ну, ладно, нам-то чем плохо: такие дворцы после себя оставили! В начале двадцатого века здесь наследник престола жил, Франц-Фердинанд. Ну, тот самый, которого в Сараево ухлопали.