Читать книгу - "Магическое изречение - Наталья Николаевна Александрова"

ее лице не дрогнул. Это молчание, эта удивительная неподвижность озадачили и насторожили Нику.

— Вы ведь сами настаивали на нашей встрече… — проговорила она смущенно.

Что-то в позе экономки показалось ей странным. Ника протянула руку, дотронулась до ее пальцев — но даже сейчас экономка не пошевелилась. Ника перегнулась через стол… И зажала рот, чтобы не вскрикнуть. Лицо Юлии Милановны, спрятанное в тени, было искажено невыносимой болью. Глаза ее были широко открыты и неподвижны, в них отражалась темная пустота.

Экономка была мертва.

То, что Ника приняла за брошь, было головкой острой булавки, или большой шпильки из тех, которыми прежде закалывали волосы или прикалывали к волосам кокетливую маленькую шляпку. Только рубиновая головка этой заколки торчала снаружи, все остальное вонзилось в грудь несчастной экономки, прямо в ее сердце. На блузке вокруг булавки растеклось рубиновое пятно крови. Впрочем, крови было совсем немного — видимо, Юлия Милановна умерла мгновенно, сердце остановилось, и кровь перестала течь из маленькой раны.

Ника на мгновение зажмурилась.

Она подумала, как было бы хорошо сейчас открыть глаза и увидеть, что экономка отца жива и здорова, а вонзённая в сердце булавка ей просто померещилась…

Но нет… Когда Ника открыла глаза, ничего не изменилось. Она по-прежнему сидела за столиком кафе напротив мертвой женщины. Мало того — Ника осознала, что всё еще касается холодной руки, и в ужасе отдёрнула пальцы. И тут она увидела, что под мертвой рукой экономки что-то лежит. Что-то маленькое и зеленое. Рука чуть сдвинулась, и торчал теперь краешек странного предмета.

Под действием какого-то неосознанного побуждения Ника захотела посмотреть, что же это такое. Очень осторожно, стараясь не коснуться хладной руки покойницы, она потянула эту штуку на себя, но тут до Ники дошел весь ужас ее положения: она сидит рядом с только что убитой женщиной, из груди которой торчит длинная булавка… Если кто-нибудь увидит ее, наверняка подумает, что она — убийца, и тут же вызовет полицию. Оправдаться будет невозможно! Вот полиции в ее положении ей только не хватало! Ника представила, как она рассказывает в подробностях всё, что случилось с ней за последнюю неделю. Да никто ей не поверит. И слушать не станут! Да если на то пошло, она и сама не поверила бы. Она еще и со своими, с позволения сказать, родственниками не разобралась, а тут — труп экономки. Ну, эту женщину она видела один раз в жизни, так что не станет слишком расстраиваться.

Ника с опаской огляделась.

В кафе было мало посетителей, и в ее сторону никто, к счастью, не смотрел. Она тихонько поднялась, тихонько отошла от стола и направилась к выходу, опустив глаза и стараясь не торопиться, чтобы не привлечь к себе внимание. Только выйдя из-за деревянного барьера и смешавшись с оживленной и шумной толпой покупателей, Ника перевела дух.

Тут она сообразила, что всё еще сжимает в кулаке тот самый предмет, который взяла со стола. Это оказался плоский пластмассовый кругляшок с дыркой. В первый момент Ника захотела немедленно выбросить его, избавиться, но она тут же вспомнила, что Юлия Милановна очень настаивала на этой сегодняшней встрече, придавала ей большое значение. А вдруг этот предмет содержит хоть какой-то намёк на то, что экономка хотела ей рассказать?

Ника на раскрытой ладони поднесла к глазам кругляшок. На нем по периметру шла надпись: «Новый сад. Ресторан сербской кухни».

Это похоже на номерок из гардероба, осенило Нику. Но зачем он нужен? Ника вспомнила записку. Юлия Милановна писала, что скажет что-то очень важное. Так что вряд ли она при важном разговоре крутила бы в руках посторонний предмет. «Ладно, — решила Ника, — с этим номерком потом разберусь. А пока… пока нужно идти в банк». Ника собиралась туда после встречи с Юлией Милановной, это недалеко от торгового центра, пешком дойти можно.

Хасан покинул текию. Он шел по узким улочкам городка.

Всё вокруг него было давно знакомым — мощённые камнем горбатые улицы, белёные стены, из-за которых выглядывали гранатовые деревья и плоские крыши домов, встречные женщины, закутанные до глаз в темные покрывала. Они несли на головах кувшины с колодезной водой или корзины с фруктами.

Но всё это сегодня было каким-то новым, незнакомым. Цветы были ярче, чем всегда, дома уютнее, женщины стройнее. Даже солнце сегодня светило ярче, чем обычно.

Отчего так? Что стало причиной?

Неужели это из-за старинного пергамента, который лежал у Хасана за пазухой?

Не из-за самого пергамента, понял Хасан, но из-за слов, начертанных на нем красивым старинным почерком.

Он миновал последние дома городка, миновал приземистый глинобитный домик, в котором жили стражники-арнауты, по горбатому мостику перешел через речку, которая металась и клокотала на дне ущелья, как мечется больной в тифозном жару, и двинулся по широкой каменистой тропе, поднимавшейся в гору, к Белому Замку, где обитал турецкий наместник Азам-паша со своим отрядом янычар.

Тропа сделала крутой изгиб, огибая одинокую скалу, торчащую из склона, как волчий клык. Впереди, на вершине горы, как прекрасное видение, показался Белый Замок. Его белые зубчатые стены, его круглые башни с узкими бойницами приближались, вырастали из рыжего с зеленью горного склона.

И вдруг из кустов шелковицы на тропу выпрыгнул человек в рваном и засаленном кафтане, с головой, обмотанной вместо тюрбана окровавленным лоскутом. Он выпрыгнул на тропу, как тигр выпрыгивает из зарослей навстречу обезумевшей от страха антилопе или как коршун падает с неба на трясущегося ягненка. В руке у него был длинный кривой ятаган.

Хасан в испуге попятился.

У незнакомца был только один глаз — черный, пылающий яростью. На месте второго глаза зияла страшная дыра. Кудлатая борода окаймляла его изрытое оспой лицо.

Хасан понял, кто перед ним — Акча Одноглазый, знаменитый разбойник и головорез, за которым уже второй год безуспешно гоняются янычары Азам-паши. Разбойник, который в одиночку держал в страхе окрестных бошняков-крестьян и богатых купцов.

— Куда идешь, дядя? — прохрипел разбойник.

— Во имя Аллаха, милостивого, милосердного… — начал Хасан. — Добрый человек, я всего лишь бедный дéрвиш из Мевликийской текии, пропусти меня с миром, и Аллах, милостивый, милосердный, вознаградит тебя… Обидеть бедного дéрвиша — большой грех перед лицом Аллаха, да и прибыли тебе никакой…

— Я спросил — куда идешь! — перебил его разбойник. — Впрочем, можешь не отвечать, я и так знаю! Ты идешь в замок паши, в Белый Замок! Значит, ты не простой дéрвиш! Ты что-то несешь турку! Покажи, что у тебя в мешке?

Хасан закусил губу.

Если разбойник отнимет у него книгу, пропадет труд многих дней. Не только его труд —