Читать книгу - "Осень надежды - Александр Аде"

Последнее утро октября обещало голубонебый день. Но нет, сползлись тучи, напрочь закрыли солнце, и все вокруг скорчило гримасу меланхолии.

Около двух часов после полудня доставляю в центр города пассажиров: увесистую мамашу с двумя хулиганистыми ребятишками. Паркую «копейку» возле улочки имени Бонч-Бруевича. Тяжко вздыхая, мамаша расплачивается со мной, пацанята показывают мне язык, и троица удаляется. А я заглядываю в забегаловку, где, бывало, сиживал со Сверчком.

Взяв свою порцию, шествую с подносом к окну. Приземляю усталый зад на высокий стульчик и принимаюсь поглощать пищу.

Слева от меня сидит охранник, зорко следя за посетителями, а справа… бамба-баламба… мамин старик-художник, дядюшка Скрудж!

Одет так же, как и вчера. Жилистая шейка обернута кумачовым шарфом. Восседая на стульчике, дедок посасывает из бокала пиво. По окутывающему его аромату понимаю, что он уже дербалызнул приличную дозу спиртного.

Должно быть, ощутив мой любопытный взгляд, он долго рассматривает меня расфокусированными глазами – и не узнает.

– Дозвольте обратиться… – начинает витиевато. – Я сразу разглядел, что вы… человек интеллигентный… Я… между прочим… тоже… Интеллигент… Не потомственный… в первом поколении… Если хотите знать… перед вами несостоявшийся великий художник… Рафаэль!..

«И, чудо! (как сказал когда-то поручик Миша Лермонтов) из померкших глаз слеза тяжелая катится…» Дедок плачет. Чистые слезинки принимаются петлять по бороздам и закоулкам его продубленной кожи.

Пошмыгав утиным носом и высморкавшись в красный грязный платок, Скрудж распахивает передо мной свою пропитанную винными парами душу. Ничего нового не сообщает: и про мерзавцев приятелей, и про тюрягу я уже слышал в мамином изложении. Похоже, это выступление отработано у него до мелочей, как выходная ария мистера Икса.

Старикан с превеликим трудом выговаривает последнее слово исповеди – и тотчас его башочка безвольно падает на грудь, беретик сваливается. Дед отключился. Тормошу его, спрашиваю:

– До дома дойдешь самостоятельно?

– Н… ну… – ответствует он, вынырнув на миг из блаженного небытия. И отрубается снова.

Трехэтажно матюкаюсь в душе и, проклиная свою бабью жалостливость, кое-как сволакиваю Скруджа со стула, тащу к выходу и запихиваю на заднее сиденье «копейки». Он тут же норовит погрузиться в безгрешный сон дитяти. Принимаюсь довольно невежливо его трясти, приговаривая:

– Эй, ты где живешь?

В ответ он долго мычит, потом телится:

– В о… а… о… абщаге…

– В какой общаге?

– С… С… Строителей.

– На Менделеева, что ли?

– А… га.

Везу деда в общежитие. Мне оно более-менее знакомо, поскольку здесь обитают два занятных мужичка: Муся и Веня.

Прибываем. Волоку Скруджа, изображающего из себя тряпичную куклу, в вестибюль. Спрашиваю у вахтерши, куда доставить груз? И по ее наводке, надсаживаясь, плетусь с раскисшим стариканом на третий этаж. Нашарив в кармане деда ключи, отворяю дверь его комнатенки и опрокидываю Скруджа на кровать. Он лежит на спине, неотрывно глядит на меня, и глаза его – или это мне мерещится? – вполне осмысленны. В мою головенку закрадывается подозрение, что дедок совсем не так пьян, а просто-напросто придуряется.